Онлайн книга «Зигги Стардаст и я»
|
– Да, все верно, когда… – Когда получу деньги, которые оставила мне бабушка. – И ты сможешь… – Увидеть пляжи и пальмы, плавать в океане, заниматься музыкой на Лорел-Каньоне с Мамой Касс [36] и Джони Митчелл [37], стать звездой рок-н-ролла и, наконец, быть кем-то. – Да. Но почему бы тебе… – Готов спорить, там все сверкает, точно дискотека. – Я закрываю глаза, не желая больше смотреть на бесцветный внешний мир. – Город – как снежный шар. Из вашей коллекции. Только с блестками. – Значит, ты так это себе представляешь? – Да. Ну вот, я и думаю, если все-таки наступит конец света, то… – …то как тебе обрести эту свободу сейчас? – она договаривает мысль, которую я даже не осознавал. Тишина. Никакого царапанья по бумаге. Никакого писка. – Не знаю, – говорю я, открывая глаза. – Не уверен, что это возможно. – Я думаю, возможно, – возражает она. – И мне кажется, ты тоже близок к тому, чтобы это понять. – Правда? Почему это? – Потому что ты достиг большого прогресса. По тому, как светлеет тон ее голоса, я догадываюсь, что она улыбается. – О… Конечно, – говорю я. – Верно. Звенят браслеты. Она встает. Проходит мимо, и облачко жасмина и жимолости плывет вместе с ней. Я торопливо отираю лицо и улыбаюсь. Она садится на другой конец дивана, приподнимая мои ноги, так что ступни запутываются в складках ее длинного платья с цветочным рисунком. Доктор Эвелин – психоделическая версия Женщины-Кошки: огромные очки с голубыми стеклами затеняют глаза, волосы убраны в конский хвост, растягивающий ее рот в улыбку; кожа не просто поцелована солнцем, а, можно сказать, вся в засосах, точно кусок светила оторвался и шмякнулся ей на щеки. – У тебя больше не проявлялись эти чувства, верно? – О… нет. Определенно нет! Я вылечился. – А как с памятью? – спрашивает она. – Ты используешь приемы, которым я тебя научила? – Да. Я пользуюсь кассетным магнитофоном. – Превосходно. И как, помогает? – Наверное, да. Конечно, помогает, ведь я и не знал бы этого, если б не помнил! Она смеется. На этот раз я вижу щербинку, широкую, как перевал Камберленд, между ее передними зубами. – Нет, я правда думаю, что помогает. Честно, – настаиваю я. – Хорошо… потому что следующие пару недель мы с тобой не увидимся, знаешь ли. – А, точно. Вы едете на какую-то психиатрическую конференцию? – Да, на Гавайи. Так что, когда встретимся в следующий раз, проведем последние процедуры. Я просто хочу убедиться, что… они тебе еще нужны. Она смотрит в упор, и спирограф бешено вращается в ее глазах. Не впускай, не впускай. – Они… мне нужны. Почему они вдруг могут оказаться не нужны? – Потому что… я тут думала… может, есть и другие способы… помочь, я имею в виду. – Другие способы? Но ведь это наши последние сеансы. Зачем прекращать сейчас? – Не знаю. Просто… хочу убедиться, что ты готов, Джонатан. Они так тяжело тебе даются, и… – Я определенно готов! Кроме того, папа ни за что не позволил бы мне остановиться сейчас, и… – Но ты правда все еще этого хочешь? – Да. Правда. Изучает меня. Пристально. Открывает было рот, чтобы что-то сказать, потом останавливается. Спустя пару долгих минут говорит: – Ладно, я тоже думаю, что ты готов. Я не могу прочесть это по ее лицу, зато слышу в голосе: она врет. Фух. Больше ничего не говорю. Боюсь. Боюсь, что она поймет, что я тоже вру. 11 После сеанса еду домой длинной дорогой. Стингреймобиль потихоньку продвигается вперед, хотя я уверен, что он вот-вот отрастит крылья и вознесет меня в небеса: такой сегодня безумный ветрище. Дождевые капли кап-кап-кап-капают, барабаня по моему пластиковому дождевику. Мысли закручиваются циклоном: Почему доктор Эвелин мне лгала? Что она имела в виду под «другими способами»? Способы лечить меня? Какими бы они ни были, хорошими быть не могут, это точно. Она раскусила меня? Проклятье, не надо было упоминать Уэба. И почему только я согласился встретиться с ним на ОЗЕРЕ? Точно! Когда увидимся завтра, предложу роллердром! Да. Наверное, он тоже суперски катается на скейте. Просто летает по катку, как архангел Гавриил, и так же сияет. Как позвонить в ближайший дурдом? Когда заворачиваю к дому, кажется, ветер завывает: «Поворачивай обратно, Джонатан! Спасайся…» А, нет. Это «Led Zeppelin». И не кажется, а на самом деле – папа горланит на весь Крев-Кёр. Иисусе! Оглядываюсь, проверяя, не высунули ли головы из-за занавесок все старые сморчки-соседи, прижав к ушам телефонные трубки, вызывая копов. Пока нет. Но, черт возьми, кажется, программа на вечер будет как раз такая. Папа Зеппелин наделал прорех в москитной двери. Затаскиваю Стингреймобиль на веранду, вхожу и вижу: 1) Весь наш оранжевый плюшевый диван в нитях рождественских гирлянд. 2) Папа в труселях-семейниках развешивает их, приплясывая на барной стойке. Ох… Музыка бух-бух-бухает, сотрясая зеркало, отец умц-умц-умцает в такт своему отражению в зеркале. Нет! В комнате воняет скунсом, что может значить только одно из двух, и я наверняка знаю, что никакого живого скунса, бродящего по дому, у нас нет. – ПРИВЕТ, ПАП! Он отшатывается к зеркалу. – Ты напугал меня до чертиков, парень! – Извини! – «Staaairwaaaay…» Слышь, помоги мне… «to heaaaveeeen…» повесить гирлянды. Сигарета пляшет вверх-вниз, зажатая в его губах, каждое слово соскакивает с нее, как с трамплина. Ладно, настроение ничего так. Я не против. Сбрасываю ранец на диван, приглушаю музыку, пока она не порвала мне барабанные перепонки, и ныряю под стойку помогать. Обвешанный гирляндами, он похож на пляшущую диораму Солнечной системы. – Как прошел сеанс, сынок? – Хорошо. – Сколько тебе еще лечиться? – Еще один блок процедур. – И ты излечишься навсегда. – Да, навсегда… |