Онлайн книга «Зигги Стардаст и я»
|
– Что это? – Алоэ. Оно поможет. Поверь. – Ты узнал об этом от деда? – Ага. И еще от древних греков, римлян, египтян, китайцев и… – Ладно, я понял. – Ну?.. – Ладно. Если не считать доклада, который не считается, потому что в классе было темно, а я был покрыт золотыми блестками, я никогда никому не позволял увидеть себя без рубашки. В смысле, я и себе-то не позволяю себя видеть без рубашки. Закрываю глаза, медленно стягиваю футболку через голову. – Ой-ей! – восклицает он. – Знаю. Я похож на лист красного картона. – Хуже. Даже смотреть больно. – Ага… Он наносит сок алоэ на мой лоб. Холодное, слизистое жжение от его пальцев начинает пульсировать в шраме. – Ай! – Извини, приятель. Сначала может быть больно, но потом точно станет легче, обещаю, – произносит шепотом. Господи. Сижу, не открывая глаз. От его пальцев начинают разбегаться разряды. Может, побочный эффект лечения. А может дело в его пальцах. Потому что, ох, елки, то, как он касается моей кожи… Его руки… Господи всемогущий, его руки. Я и забыл, какие они нежные. Как листочки сушильной бумаги. Они массируют мою грудь. – Как ощущения, нормально? – спрашивает Уэб мне в щеку. Его дыхание щекочет шею. Я не в силах ответить. Продолжает массировать. Разряд проходит через его ладони, словно мое сердце встряхивают электроды дефибриллятора. Переживи-передыши, переживи-передыши, переживи-передыши это… Его ладони спускаются к ногам. Зигги! Помилуй! Нет! Словно электрические браслеты обвиваются вокруг бедер. Обжигая. Дыши, дыши, дыши… я не должен… этого делать… больно… распахиваю глаза. Он в считаных сантиметрах от меня, его руки прилипли к моим ногам… Я вдыхаю. Он выдыхает. Потом подается ближе. Я сейчас такой каменный, что с моего конца можно запускать ракеты, а я и не почувствую. Зато знаю, что он чувствует. Он прижат к нему. И горит так, что из моего глаза катится слеза, которую я не успеваю остановить. Уэб смахивает ее. – Ты в порядке? Киваю. Тонем в глазах друг друга, как в тот момент во время доклада, единственные два человека во вселенной… разлучившись с ним на эти две недели, я почти забыл, как это было. Почти… – Я рад, что ты вернулся, – шепчет он. – Я… тоже… – Не следовало тебе тем вечером говорить такие вещи, – укоряет Уэб. – Ты меня очень обидел. – Я знаю, я… – Я не представлял, что такое возможно. Что ты можешь меня обидеть. Что кто-то это вообще может сделать. Не так… – Извини. Я испугался. А когда я пугаюсь, внутри меня рождается безумие. Это не оправдание, но… – Ты не должен позволять им так с тобой обращаться. – Что? – Если бы ты не скрывался, может, у тебя внутри не было бы такого безумия… – Хотел бы я, чтобы все было так просто… – Да… я понимаю… я тоже… – Стирает с моей щеки еще одну слезу, опускается на колени и пятки. Его волосы разобраны на прямой пробор и струями стекают по груди. – Как странно, я… – Что? Опускает взгляд. – Не знаю, приятель… Быть здесь… с тобой… Я обычно настолько погружен в свои мысли, но, когда мы вместе… – Теребит обмахрившуюся дырочку в джинсах. – Мои мысли словно уплывают прочь, и вещи… снова обретают смысл – даже теперь. Трудно объяснить… Я приподнимаю его подбородок. Стоит моим пальцам коснуться его кожи, меня пронизывает разряд. Сбивается дыхание, но я даже не морщусь. – Мне этого не хватало, – шепчет он. – Мне… тоже, Уэб… – Я хотел бы… чтобы мы просто… не знаю… – Я знаю… я тоже… Его губы так близко, что я ощущаю запах вишневых леденцов – и хочу почувствовать их в собственном рту, ощутить его дыхание в своем, однако… Нельзя. – Я должен вернуться, – говорю, обращаясь к тканому коврику-сердцебиению. Так легче. – О… – В смысле, я хочу остаться, но мне небезопасно быть здесь… – Осторожно натягиваю футболку и делаю шаг к двери. Чувствую, как слезы переполняют глаза, но больше ни одной не позволю сбежать. – Эй… Боуи-бой. – Он поднимается с пола, обнимая себя за плечи так, как мне хотелось бы, чтобы обнимал меня. – Может, придешь завтра… Не шевелюсь. – Мы можем прятаться от этих говнюков вместе… – продолжает он. – Я… не могу, Уэб. – Да… – Заправляет прядь волос за ухо, возит ступней по деревянному полу. – Помнишь ту запись, которую мы сделали у тебя в комнате? – Конечно. – Мы всегда можем отправиться туда, знаешь? На Луну. Там хотя бы безопасно… – Ага… ага, безопасно… – Значит, там и увидимся? – Да… ладно… там и увидимся… На лице снова улыбка с ямочками. – Я просто… подожду на балконе. Чтобы убедиться, что ты нормально добрался на другую сторону… Киваю и выхожу за дверь до того, как слезы начинают катиться по щекам. Значит, как говорит Эйнштейн: «Вселенная всегда желает тебе наивысшего блага»? Будь это правдой, мы жили бы не здесь. Не в это сломанное время, не в этом сломанном городе, не на этой сломанной планете с кусочками сломанного креста Зигги. Нет. Мы бороздили бы на каравелле звездные просторы. Вместе. Добравшись наконец до трейлеров, я оборачиваюсь, чтобы помахать рукой. Но его уже нет. 40 1 июля 1973 года, воскресенье Следующим утром я горю. Отрываю голову от подушки. О-о-о! Эти солнечные ожоги сжигают меня заживо. Должно быть, у меня температура… или еще что. Что произошло вчера вечером? Что такое было в этой слизи алоэ? Каждый нерв в теле – пламенный язык солнца, и мир какой-то волнистый, словно я смотрю кино и вижу эпизод, где герой видит сон. Несомненно, это мгновенная карма за то, что я встречался с ним вечером, как сказала бы тетя Луна. Мне. Все. Равно. – Эй! Сыно-ок. Ты как, нормально? Выглядишь так себе, – говорит папа, встряхивая меня. Получается как-то очень медленно и тягуче. Словно кто-то нажал на магнитофоне кнопку воспроизведения ровно до половины. – Кажется, у меня температура, – пытаюсь сказать, но слова тают на языке. |