Онлайн книга «Сохраняя веру»
|
– Доктор, закон обязывает вас докладывать соответствующим органам о случаях жестокого обращения с детьми? – Да, любой врач должен это делать. – Полгода назад, когда к вам впервые привезли Веру Уайт, вы обратились в полицию? – Нет. – А в прошлый четверг? – Нет. – Почему? – Потому что для этого не было никаких оснований. – Спасибо, – говорит Джоан. – У меня вопросов больше нет. – Доктор Блумберг, как часто вам приходится сталкиваться со стигматами? – спрашивает Мец. – Этот случай первый, – улыбается врач. – И тем не менее вы чувствуете себя вправе высказываться по данному вопросу как эксперт? Или, поскольку вы не смогли поставить Вере окончательный диагноз, ваше мнение – это все-таки лишь гипотеза? – Некоторые гипотетически возможные варианты, мистер Мец, я смог вполне уверенно исключить. Прямая и непрямая травма конечностей отпала сразу. Затем я проверил, не кожная ли это секреция, не выделяют ли какое-нибудь вещество нервы, прилегающие к коже. Но нет, лабораторно доказано, что это именно кровь. Диагноз «стигматы» оказался наиболее близок к той клинической картине, которую я наблюдал. – Вы можете со стопроцентной уверенностью сказать, что это стигматы? – Разумеется, нет. Чтобы делать такие заявления, нужно быть не врачом, а, наверное, папой римским. Со стопроцентной уверенностью я могу сказать только одно: у Веры Уайт идет кровь. И медицинского объяснения этому явлению нет. – Может быть, есть психологическое? Блумберг пожимает плечами: – В журналах, которые я читал, описываются попытки вызвать появление стигматов под гипнозом. В нескольких очень редких случаях у пациентов выступило нечто вроде окрашенного пота. Но это была не кровь. Психиатры не получили научного доказательства того, что стигматы могут быть спровоцированы человеческим воображением. – Возможно, раны были получены во время эпизода лунатизма? – Вряд ли. Как я уже говорил, признаки повреждения тканей отсутствуют. – Можете ли вы дать твердое заключение, что раны Веры не являются следствием ее собственных действий или действий другого лица? – Об этом ничто не свидетельствует, – осторожно говорит Блумберг. – Окончательный диагноз я поставить не могу, но мне ясно, что это не случай жестокого обращения с ребенком. Миссис Уайт не отходила от дочери, очень хотела услышать от меня благоприятный прогноз и пришла в сильное замешательство, когда я гипотетически заговорил о стигматах. – А вы видели случаи жестокого обращения с детьми, доктор Блумберг? – К сожалению, да. – В каком-нибудь из этих случаев родитель причинял ребенку боль у вас на глазах? – Нет. – В каком-нибудь из этих случаев родитель казался обеспокоенным прогнозом? – Да, – признается доктор. – В каком-нибудь из этих случаев родитель, травмировавший ребенка, привез его в больницу сам? Блумберг прокашливается. – Да. Мец поворачивается: – У меня все. – Кензи? – шепчет Вера, дергая ту за рукав. – Мне нужно в туалет. – Сейчас? – Ага. Прямо сейчас. Кензи берет девочку за руку и, извиняясь перед сидящими людьми, которых приходится побеспокоить, выводит ее из зала. В дамской комнате, когда Вера выходит из кабинки и моет руки, Кензи гладит ее по голове: – Ну, как дела? – Там очень скучно, – хнычет Вера. – Может, колы выпьем? – Мы должны быть в зале. Это важно. Заседание скоро закончится. – Но мы только попьем, и все! Пять минуточек?! Кензи потирает затекшую спину: – Ну ладно. Пять минуточек можно. И она ведет Веру к автоматам, которые стоят в вестибюле. Кругом снуют люди: свидетели ждут минуты своей славы, адвокаты разговаривают по мобильным телефонам, рабочие укладывают на пол резиновые коврики. Кензи бросает в прорезь семьдесят пять центов и разрешает Вере нажать на кнопку. – Ммм… Хорошо! – говорит девочка, сделав глоток из банки. Чтобы размять ноги после долгого сидения, она начинает кружиться, но, бросив взгляд на стеклянную дверь, резко останавливается: на ступенях и на засыпанном снегом газоне собралась огромная толпа. Кто-то держит плакаты с Вериным изображением, кто-то помахивает четками. Как только люди замечают Веру, поднимается мощная волна шума. До сих пор девочка не видела всего этого: Кензи провела ее в здание через заднюю дверь. – Подержите, пожалуйста, мою колу. – Вера, не надо!.. – кричит Кензи ей вслед, но поздно: Вера уже стоит на ступенях. Приветственные крики и молитвенные возгласы становятся еще громче, когда девочка воздевает ладони. Кензи, оцепенев, не двигается с места. – Привет! – Вера машет рукой и с улыбкой, как королева, принимает положенные ей почести. – Я лечу Мэрайю Уайт семь лет, с тех пор как она покинула Гринхейвен, – говорит доктор Йохансен. – Как вы относитесь к ее госпитализации? – Отрицательно. Существуют другие способы лечения депрессии, которые были бы не менее эффективны. – Могла ли Мэрайя Уайт избежать попадания в больницу? – Нет. Ее муж считал, что это необходимо. Мать на тот момент жила в Аризоне и не знала о происходящем. А сама Мэрайя, находясь под действием препаратов, была слишком отстранена от реальности, чтобы за себя постоять. – В каком душевном состоянии вы увидели ее после выписки? Доктор Йохансен хмурится: – Она была очень эмоционально уязвима, но не потеряла способности осваивать навыки стрессоустойчивости. Ну и беременность, конечно же, внушала ей тревогу. – Демонстрировала ли она тогда признаки психоза? – Нет. – Случались ли у нее галлюцинации? – Нет. Даже в больнице ничего подобного у нее не было. Она лечилась только от депрессии. – Доктор Йохансен, как вы оцениваете нынешнее состояние Мэрайи? Психиатр смотрит на свою пациентку, словно бы читая ее мысли. – На мой взгляд, она становится все более и более устойчивой. Об этом свидетельствует хотя бы то, что сейчас она не побоялась нарушения врачебной тайны и пригласила меня в суд, чтобы сохранить опеку над дочерью. А в августе повторился эпизод, который несколько лет назад толкнул ее на самоубийство. Однако на этот раз реакция Мэрайи оказалась гораздо более здоровой. Она взяла себя в руки и продолжила жить, заботясь о дочери. |