Книга Интербригада, страница 31 – Глеб Сташков

Наташа представила меня зрителям. Я сказал: «Угу».

– А это второй наш гость – знаменитый публицист Борис Сарпинский.

Настя улыбнулась и помахала ручкой.

– Вас удивляет, что Борис Сарпинский – девушка? – спросила Наташа гипотетических телезрителей. – Я бы даже сказала, симпатичная девушка.

Настя послала Наташе воздушный поцелуй и показала мне язык.

Представление о русском националисте как об угрюмом бритоголовом мужлане в черных одеждах разрушалось на глазах. Я подумал, что лучше бы Сарпинским был я, а мною была Настя.

Наташа, ставшая на полчаса Нэлли, продолжала:

– Более того, могу сказать, что Борис – бесстрашная девушка. Часто ли вам поступают угрозы?

– Да почитай каждый день.

– От кого, например?

– Например, от этого хмыря, – Настя указала в мою сторону.

– Наглая ложь, – заявил я.

– С вами мы еще поговорим, – отрезала Наташа. – Бесстрашная девушка, опасаясь расправы, вынуждена взять мужской псевдоним.

Логика хромала, но выкручивалась Наташа неплохо. Я оценил.

– Кроме этого человека, кто еще вам угрожает?

– Гости с юга, – сказала Настя. – Когда я продавала цветы в ларьке…

– Чего ты гонишь, – закричал я. – Когда это ты торговала в ларьке?

– Помолчите, потерпевший, – сказала Наташа и, убедившись, что камера ее не снимает, погрозила мне кулаком.

Я закивал. Молчу. Нем как рыба.

Зато не молчала Настя:

– По интернету я постоянно получаю угрозы от лиц кавказской национальности.

– Какого рода угрозы? – осведомилась Наташа.

– Они грозятся меня изнасиловать.

– Какого, – говорю, – пола эти лица?

– Разумеется, мужского, – презрительно кинула Настя.

– Простите, лица мужского пола грозятся изнасиловать Бориса Сарпинского?

Это тебе за хмыря.

– Да они все… – Мы с Наташей напряглись. Сейчас она скажет «пидоры». Настя вовремя остановилась. – Они все… все как-то иносказательно объясняются.

– Мы видим, что даже русские националисты не чувствуют себя в безопасности, – продолжала Наташа. – Что уж говорить о борцах с этой угрозой, о доблестных защитниках угнетенных нацменьшинств.

– Да уж, – сказал я.

– На этого человека буквально вчера было совершено нападение. Четверо скинхедов в течение часа избивали его до полусмерти. Мы видим многочисленные черепно-мозговые травмы, переломы конечностей.

Меня взяли крупным планом.

– Наглая ложь, – заявила Настя. – Он сам себя избил. Знаем мы этих толерастов.

– Ты чего? – говорю.

– Сам себя избил, – настаивала Настя, – и устроил дебош в травмпункте.

– А вы откуда знаете? – спросила Наташа.

– Я там была.

– Зачем? – удивилась Наташа.

– Ее вчера в очередной раз изнасиловали.

– Козел.

– Мы прервемся на рекламу, – сказала Наташа, позабыв, что рекламы на их канале отродясь не бывало.

Камера уткнулась в пол, а Наташа твердила какую-то абракадабру, что при большом желании можно было принять за сильно продвинутый рекламный ролик.

– Продолжим, – сказала Наташа, и в ее голосе металл скрежетал по стеклу. Она ловко превратила дискуссию в жвачное месиво.

Я пересказывал свои тексты, написанные за последний месяц. Настя тоже пересказывала мои тексты, написанные за последний месяц. Мы нашли точки соприкосновения, признав, что убивать людей – жестоко.

– Убийца должен сидеть в тюрьме, – сказала Настя и добавила: – А еще лучше их расстреливать.

– Совершенно с вами согласен, – ответил я, слегка вздрогнув.

Передача подходила к концу.

– Позвольте задать вопрос моему оппоненту, – сказала Настя. – Что бы сказали ваши родные, если бы вы решили взять в жены таджичку?

Опять она за свое. Ладно, получай:

– Захотели бы познакомиться с невестой. Вот если бы я решил взять в жены вас, они пришли бы в ужас.

– Ах, так, – закричала Настя, – ты и вправду думаешь, что я собираюсь за тебя замуж?

– Можешь и не мечтать.

– Звонок телезрителя, – сказала Наташа.

– Я тебя уволю, сучка поганая, – раздался голос владельца канала.

– Здравствуйте, Константин Константинович, – поздоровалась Наташа.

– Это не я, – сказал Константин Константинович. – Извините.

– Еще один звоночек, – сказала Наташа.

– По-моему, предыдущий звонок был для вас последним, – злорадно вставила Настя.

– Мне кажется, девочка подставная, – заявил звонкий голос неопределенного пола.

– Что вы имеете в виду? – спросила Наташа.

– Это бот-программа.

– Совершенно верно, – сказал я. – Бот-программа, примитивно сварганенная на задворках имперского самосознания.

– Что вы имеете в виду? – спросила Наташа, на этот раз у меня.

– Сварганенная субподрядчиками национальной идеи, – пояснил я, чем, впрочем, не внес особой ясности.

– Последний вопрос, – сказала Наташа.

– У меня вопрос по поводу убийства Ашота Гркчяна.

– Представьтесь, пожалуйста, – сказала Наташа.

– Неважно, – заявил телезритель. Где-то я слышал этот голос. Впрочем, мало ли я слышал голосов с кавказским акцентом. – Говорят, его убили мальчик и девочка.

– И чего? – спросила Настя. – Чего ты от нас хочешь?

– А не вы ли его убили?

Настя стояла с раскрытым ртом.

– Это вряд ли, – сказала Наташа.

Передача закончилась.

Наташа лично сняла с меня микрофон.

– Извини.

– Ты о чем? – Она улыбнулась. – Все отлично.

– Тебя уволят.

– С ума сошел? Завтра программу выставят в интернет, и я побью все рекорды.

– Тогда скажи спасибо.

Наташа поцеловала меня в лоб.

– Как покойника, – говорю.

– Мне кажется, твоя девушка на тебя рассердилась.

– Моя девушка?

– А еще мне кажется, что ты вляпался в порядочное дерьмо.

– Не представляешь, – говорю, – до какой степени.

Настю я догнал только на улице.

– Пошел вон.

– Ты чего?

– Пошел вон.