Онлайн книга «Кукольная королева»
|
— Клянусь. Оружие поднялось и опустилось в третий раз. — Поклянись, что будешь верен своей госпоже, почитать её и повиноваться ей, пока не освободит тебя от клятвы она… или смерть. А теперь — клянись. — Клянусь, моя госпожа. Лёгкими шагами Таша прошла туда, где юноша оставил ножны, и вложила оружие в них. — Встань, мой рыцарь. Джеми поднялся с колен, но не поднял головы. Со всей возможной торжественностью Таша опоясала мальчишку мечом, подвесив ножны к креплению на поясе. Без замаха хлестнула его ладонью по щеке; Джеми с готовностью повернул голову, чтобы она не ушибла пальцы. — Будь храбр, — молвила Таша, — и пусть эта пощёчина станет единственным ударом, не заслуженным тобой, за который ты не потребуешь ответа. Будь милосерден и умей прощать, будучи выше оскорбивших тебя… Что там ещё?.. — А теперь благословляю тебя, мой рыцарь. Твори мир, добро и справедливость, и да будут славны деяния твои. Отступила на шаг. Задумчиво оглядела результат. — Вроде бы меч подвесила правильно, — неуверенно сказала Таша: невольно удивляясь, как быстро исчезло чарующее ощущение царственной самоуверенности, только что озарявшей мысли искрящимся фейерверком. — Конечно, моя госпожа! — Вот только этого не надо. — Она сдёрнула перстень с пальца, чтобы вернуть в футляр, по соседству с печатью Морли. — Никаких «госпожей». И «королев», и «вы». Даже «лэн», так и быть, можешь не добавлять. В конце концов, целых… два дня как вместе странствуем со взаимной неприязнью. — Ладно, — охотно согласился Джеми и, мигом растеряв всю серьёзность, повалился обратно на тюфяк. — И жаль тебя расстраивать, но отныне неприязни от меня не дождёшься. Таша устало опустилась в кресло. — И как ты понял, что я не вру? — По прозвучавшей в твоём голосе безграничной гордыне истинно монаршей особы… ладно-ладно, не смотри на меня так. — Джеми миролюбиво поднял руки. — Я слышал вчера ваш разговор со святым отцом. Сначала подумал, что шестнадцать лет назад не одну семью вырезали, но когда увидел печатку… и ты ещё так среагировала, и наши давно подозревали, что не все Бьорки погибли… ну я и решил до конца роль сыграть, чтобы ты сама всё сказала. Так что за «врушку» прошу великодушно извинить, но, как видишь, я всё же не идиот. — Он взглянул в её удивлённое лицо, и на его собственном отразилась тень удовлетворения. — Значит, ты дочь Ленмариэль Бьорк и Тариша Морли. Таша закуталась в плед. — Да. — И Шейлиреар скрыл, что твоя мать жива. — Да. — Как мы и думали. Но как ей удалось уцелеть? Она обняла руками колени. Она знала, что когда-нибудь ей придётся это рассказывать. Слезливую сказочку, достойную места в книжке для сентиментальных юных дев. Но легче от этого не становилось. — Что ты знаешь о том восстании? — спросила она, оттягивая момент. — Ну, я знаю, что Ленмариэль родилась в Ночь Середины Зимы, — с готовностью доложил Джеми, — и народ уже тогда стал немного волноваться. Оборотень в качестве наследницы престола их не особо устраивал… и многие требовали смерти «порождения Мирк», но королева больше не могла иметь детей, так что король Ралендон отстоял единственную наследницу. А потом все немного успокоились: принцесса росла милой и доброй девочкой, раздавала милостыню, когда выбиралась в город, навещала сиротские приюты… ну обращается себе соколом или волчицей, так ничего, волшебники вон тоже на досуге так развлекаются. И ей было уже семнадцать, когда Шейлиреар помешал повесить какого-то изменника, и король отправил его в отставку… — И тут же случились возросшие налоги, ведьмина лихорадка, голод и мамина свадьба с княжичем Заречной, — закончила Таша. — Я знаю, мама бы этого не хотела, если б знала, что за стенами дворца творится, но ей же никто ничего не говорил. Не хотели тревожить душевный покой счастливой невесты. А в итоге по всей стране целители сбиваются с ног, на кладбищах не хватает мест, везде горят погребальные костры, а в королевском дворце шикарный фейерверк, ужин на шестьсот гостей, шестьдесят шесть перемен блюд… — И Шейлиреар, конечно же, не преминул этим воспользоваться. Стал подталкивать людей к мятежу, ещё и объявил Бьорков узурпаторами, мол, шестьсот лет назад они сами свергли амадэев. — А когда его арестовали как бунтовщика, жители Адаманта пошли штурмовать дворец… Она как будто снова увидела маму, стоящую у окна детской, отвернувшуюся от дочери, потрясённо смотрящей ей в спину. Спокойную, равнодушную даже. Таша тогда не понимала — если это правда, как она может быть так спокойна? Перед глазами плыли картинки, а Таша, как и Мариэль в её памяти, всё говорила, говорила… — …ты должна бежать! — Я без тебя не уйду! Бунт… почему? Почему её подданные убивают всех, кого она знала и любила? — Они уже на лестнице. — Таш говорит рассудительно, почти спокойно; и одна Пресветлая знает, чего стоит ему это спокойствие. — Сейчас единственный путь из этой башни — через окно. И если ты можешь улететь, то я нет. — Я останусь здесь, я защищу… — Даже волчицей ты не справишься со всеми. Они убьют нас обоих, вот и всё. — И пусть! Я… без тебя… Голос срывается, переходя в рыдания. Почему им было отмерено три месяца? Всего три месяца светлой и счастливой жизни?.. — Ты должна жить, Мариэль. — Таш берёт её руки в свои. — Ради нашего ребёнка. С винтовой лестницы за дверью доносится чей-то крик. — Я… — Да, Мариэль. Ты — моя жизнь. И он тоже. Пока вы будете жить, я всегда буду с вами… я всегда буду с тобой. Мариэль плачет. Он лихорадочно целует её щёки, губы, шею. Отстраняется так резко, будто боясь, что ещё миг — и не сможет отпустить. — Если ты допустишь, чтобы вас убили, я никогда тебя не прощу. — Таш шепчет, но в шёпоте звучит сталь. — Даже на том свете, где мы когда-нибудь встретимся. Ещё миг она смотрит в его глаза. Серые, серебристо-серые, знакомые каждой чёрточкой, каждой крапинкой вокруг зрачка… Рыдая, в последний раз обвивает его шею руками, касается губами губ и бежит к окну. — Лети, — кричит он вслед, — лети так, чтобы обогнать свет! Но она уже распахивает ставни и прыгает, оборачиваясь в полёте, и в обличье сокола летит быстрее стрелы, быстрее ветра. Так быстро, чтобы не увидеть, как дверь распахнётся и в комнату ворвутся мятежники… — Мама летела, пока не поняла, что скоро забудет, как снова стать человеком. Тогда она перекинулась обратно, но что было дальше, помнит смутно. Ночью, на дороге… зима, стужа, снег, а одежда во время перекидки теряется… |