Онлайн книга «Весь мир Фрэнка Ли»
|
– Значит, я должна тебе написать, когда Ву хочет со мной встретиться? – спрашивает она. – Ну да. И я постараюсь на то же время назначить свидание с Брит. – Но им об этом говорить нельзя. – В смысле Брит и Ву? – Привет, Брит Минз, – отвечает мне Джо делано мужским голосом, – я делаю вид, что хожу на свидания с Джо, только для того, чтобы у меня было алиби для моих родителей-расистов, которые ненавидят девяносто восемь процентов населения страны. – Ну, если так все объяснять, то точно ничего хорошего из этого не выйдет, – говорю я. – Но твой план сделает нашу жизнь гораздо проще, – отвечает Джо. Я улыбаюсь ей. Конечно! – Я потом ты пишешь мне, удалось ли синхронизировать свидание? – спрашивает Джо. – Чего‐то слишком много сообщений получается, – говорю я. – О, придумал. Будем вести общий календарь. – Ну ты и гик, – говорит Джо. Я с вызовом смотрю на нее: «Ну и что?» – На самом деле идея с общим календарем отличная, – признает она наконец. Я отправляю ей приглашение. Она его принимает. Я создаю на своем телефоне тестовое мероприятие и называю его «Фрэнк и Джо начинают официально встречаться». Ее телефон тренькает, она видит событие в календаре и начинает смеяться. – Тогда договорились. – Договорились. – Фрэнк! – кричит мама с первого этажа. – Ужин готов! Я киваю Джо: – Ну что, ты готова? Она кивает мне в ответ, и на долю секунды мне кажется, что мы с ней десантники, которые должны выпрыгнуть с парашютом из самолета. И тогда мы делаем вот что: мы беремся за руки и спускаемся вниз. Я и до этого не раз держал ее за руку, когда мы боролись на больших пальцах, когда вызывали духов во время ненастоящих спиритических сеансов на Хеллоуин и во время бесконечно длинных молитв перед праздничными ужинами… И всегда рядом были другие люди. А сейчас есть только я и Джо. – У тебя ладонь вспотела, – жалуется она, когда мы спускаемся вниз по лестнице. – Это твоя. – Нет, твоя. – Нет, твоя. Спустившись, мы завершаем наше представление: поворачиваемся, убеждаемся в том, что родители нас заметили, и через полсекунды опускаем руки. Смысл этой уловки простой: мы сделали вид, что чудесным образом влюбились друг в друга после того, как полтора часа провели в комнате Джо, и забыли о том, что держимся за руки. Наш план работает. – О-о-о-о! – восклицают родители. – Что? – с невинным видом спрашиваю я. – Есть пора, – отвечает мама. – Ешь, ешь, – говорит мама Джо, возясь с горелками под богато украшенными серебряными блюдами. – Вы хотеть вина? – спрашивает мой папа. Я сразу понимаю: наш план сработал. Серьезно? Вино? Мы накладываем себе еду. Французский ужин подан в корейском стиле – это буфет, и еды слишком много. Я накладываю себе еду в тарелку, Джо накладывает в свою. В конце буфета нас ждет папа. Он провожает нас к детскому столу и отодвигает нам стулья, как какой‐нибудь смуглый метрдотель из Средиземья. Мы садимся. Обычно за детским столом сидит гораздо больше людей, но на этот раз здесь только мы с Джо. Мы сидим лицом к взрослым, а они – лицом к нам. Просто какой‐то стол жениха и невесты во время свадьбы. Некоторое время царит полное молчание. Потом миссис Сонг, покопавшись в своем огромном телефоне-планшете (конечно же, он корейский), включает какую‐то современную рок-композицию – просто унылая череда заезженных клише. Папа в это время наливает нам вино. Он наполняет бокалы до краев, словно это апельсиновый сок и нам с Джо по шесть лет. I never knew I could feel this way. The clouds are breaking, it’s a brand new day… [20] Джо дергается. Такое чувство, что она сейчас перевернет наш стол. – Блин, блин. Я не смогу. – Держись, – шепчу я ей. Мы начинаем хихикать. Родители замирают и смотрят на нас огромными глазами, и взгляд у них глупый, как у счастливых осликов. Потом они понимают, что повисло неловкое молчание, и снова принимаются разговаривать. Со стороны они похожи на пьяных, которые старательно притворяются трезвыми. Нам с Джо играть на публику тяжело, но план работает. – Давай выпьем, – предлагаю я. – Говорят, алкоголь помогает. Мы не можем поднять бокалы, потому что они полны до краев, поэтому наклоняемся и отпиваем. Я тут же об этом пожалел. Нет, серьезно, как вообще можно пить вино просто так, не смешивая со спрайтом или с чем‐то типа того? Алкоголь, я тебя не понимаю. – Эй, – шепчет Джо, – зацени. – Что? – Три секунды смотри мне в глаза. Я делаю то, что она попросила, и правым ухом слышу, что за столом взрослых воцарилось молчание. – А теперь посмотри на стол взрослых. Я смотрю на родителей, и Джо делает то же самое, и взрослые снова начинают оживленную беседу. – А теперь опять посмотри на меня. Я смотрю на нее. Мне всегда почему‐то казалось, что у нее черные глаза. Оказывается, они не черные. Они темно-коричневые. Я ловлю себя на мысли о том, соответствуют ли они нелепым требованиям, которые моя мама предъявляет к размеру. На верхних веках у Джо есть двойная складка, ssangkkeopul. Корейцы считают, что это очень красиво, и даже готовы на пластическую операцию ради нее. У меня нет ssangkkeopul. Должен ли я завидовать Джо? Нет складки – да и ладно. Мне нравятся мои глаза. Они, кстати, совершенно черные, как душа ультраредкого хаотичного и злого антипаладина двенадцатого уровня. – Слушай, – говорю я ей, – а я никогда раньше не замечал, что у тебя есть ssangkkeopul. Джо пытается посмотреть на свои веки, это выглядит забавно. – Они почему‐то появились после пубертата. Мама говорит, из‐за них у меня усталый вид. Она закрывает глаза и пальцами оттягивает веки в стороны, чтобы распрямить складки. – Перестань, ты чего? Это как та фигня – «японцы, китайцы, покажите яйца». – Блин, это было дерьмово. – Прости, что напомнил. «Японцы, китайцы, покажите яйца» – эту расистскую дразнилку мы в детстве часто слышали от белых детей. При этом они оттягивали пальцами уголки глаз, чтобы точно быть «как китаеза». – Да ладно, – говорю я. – У тебя красивые глаза, и не надо с ними ничего делать. Тут Джо начинает смеяться, как она это обычно делает – ики-и-кик-хок-ик-ик-ик, – потому что одновременно происходят две вещи: за взрослым столом все замолкают и замирают, как сурикаты, а в песне поют буквально вот что: |