Онлайн книга «Искупление»
|
Поутру он проснулся на лавке один, поправил порты – уд оттянул ткань. Сын Тошка возился в углу, строгал березовое полено на лучины. Он обрадованно подскочил к отцу: – В лес поедем сегодня, а? – Святки прошли, отгуляли – и делом пора заняться. Поедем! Тошка завопил радостно: – Аиии! Девять лет парнишке, взрослый уже, а порой сущий ребенок. Его сын. Его гордость. Мужчина отогнал воспоминания. – Мать где? Тошка скривился: – Она пошла куда-то. Не знаю я. Нюрка – вон дрыхнет еще. Лежебока. Дочка спала, забавно сложив руки кулачками. Рыжее облако вьющихся волос, курносый нос, характер – огонь. Вся в мать. Бело-розовая проплешина разредила справа волосы. Жалко девку, облила себя кипятком по малолетству. – Отец, можно разбужу? Заяц кивнул. Тошка подскочил к спящей сестре и замычал ей прямо в ухо: – Муууу, вставай, засоня! Муууууу! – Тошка-тошношка, отстань, – бурчала пятилетка, но брат не сдавался. Георгий Федотов, по прозвищу Заяц, натянул дырявый кожух – теплый кафтан и вышел во двор. Кто ж знал, что парень, которого дразнили, не смолкая, все соседские ребятишки, станет уважаемым хозяином. Пусть примаком пришел он в Еловую, но выстроил новый дом, все переделал под себя и свою семью. Никто слова худого про Зайца сказать не может. И забылось уже уродство его. Кто обращает внимание на верхнюю губу взрослого мужика? Не девка на выданье. Снег, выпавший ночью, запорошил крыльцо, двор. И сейчас крупные снежинки падали, застревали на ресницах, бровях, щекотали нос. Гошка чихнул. Жена супротив обычного не вычистила крыльцо, остались только крупные ее следы, ведущие куда-то за ворота. Заяц недоуменно хныкнул и сдернул порты. Он в своем дворе, сам себе указ. Желтая струя прожгла снег, узор оказался похож на ушастую голову тезки. – Хех, заяц и тут, – ухмыльнулся он, и внезапная догадка обожгла его хлеще, чем горячий бок печки. – Ульяна. Будь она неладна. В гробу давно истлела бренная оболочка, а душа покоя не знает. * * * – Аксинья, ты лицо не отворачивай. Совет твой нужен. – Марфа, никогда мы с тобой не были… подругами. – Были не были, не до того мне. Я муки тебе дам, зерна, что захочешь. – Всегда властная Марфа смотрела на Аксинью просительно. – Заходи. – Аксинья отперла незаметную калитку, что соединяла дворы Вороновых и Пырьевых. Вечность назад. Никто калиткой теперь не пользовался, кроме Тошки, который иногда проскальзывал в избу Вороновых. – Проходи, Марфа. – Аксинья не звала соседку в дом, указала на скамейку, недавно чищенную Матвейкой от снега. – Дай зелье какое… чтобы от тягости избавиться. – Ты брюхата? – Аксинья застыла в удивлении. Марфа Макеева, овдовевшая лет пятнадцать назад, казалось, не способна была стать матерью. Деревенские бабы разносили когда-то слухи о ее ночных гостях. Многие из еловских мужиков побывали в объятиях пышногрудой Марфы, и муж Аксиньи Григорий, возможно, был в их числе. С Гошкой Зайцем Марфа жила уже второй год, и такой подарок… – Брюхата я, уже месяца два как поняла. – Волглые серые глаза подернулись влагой. Марфа зашмыгала и вытерла широким рукавом нос. – Радуйся, мужу-то сказала? – Что ему говорить… – Сдурела ты, что ль? – не думала Аксинья, что будет таким тоном говорить со злоязыкой Марфой. – Да никто Зайцу не нужен, окромя змеи… – Кого? Да говори ты толком, нет времени у меня загадки твои разгадывать! – Ульянка, змея… Она все… И из могилы тянет его к себе… Каждую ночь зовет ее… – Не забыл еще первую жену, крепко он ее любил… – Так говоришь, будто не строила она козни против тебя… – Померла Ульяна, и не нам судить ее за грехи. Много она зла мне сделала, и то правда. – Не верю я Зайцу, не нужна я ему, и ребенок мой поздний. – Неужто ты не хочешь родить? – И хочу, и боюсь. – Марфа, всякую околесицу собираешь. Ты скажи мужу толком, расскажи, что печалит тебя. Он мужик хороший, поймет. Отправь Гошку в церковь молиться… Иль ко мне, я травки дам, чтобы успокоился он. Да и все у вас ладом будет. – Аксинька… – Марфа порывисто прижала ее к себе. – Большая моя благодарность к тебе. – Да полно, иди. – Знахарка смотрела на погрузневшую Марфу, осторожно пробиравшуюся по снегу. Причудлива судьба. Марфа стала женой Зайца, понесла от него и теперь доверяет тайны свои Аксинье. Как когда-то Ульянка. От обеих можно ждать любой пакости. Только Ульянка, Рыжик, уже сотворила все возможные козни против крестовой подруги. Как ей на том свете? Аксинья перекрестилась. А Марфа тут, рядом… И мечется, не знает, что делать с пузом своим. – Матвейка! – Аксинья окликнула выскочившего на крыльцо парнишку. – Воды с колодца принеси. Поднимаясь по скрипучим ступеням крыльца, она услышала громкий плач Софьи и хныканье дочки. – Горееее… Хворь на детей напала, Аксинья. Посмотри на Ваську, на Нютку. – Софья в слезах убаюкивала сына. Вся мордочка Васятки усыпана красными бляшками, у дочки уже тельце пошло волдырями. – Хворь, что ветер приносит… Не кричи, Софья, не пугай детей. – Найденыш ваш принес заразу! Он, он все! – причитала та, крутила сына, как тряпичную куклу. – Матвейка, иди ко мне. – Аксинья сняла с испуганного парнишки тулуп и рубашку, оглядела костлявое тельце. – Вот и вот… Он переболел уже давно, выбоинки остались. – Не может быть… Он, он это… – Нет, Софья. Кто-то другой. Но сейчас по деревне пойдет. Для детей хворь эта – безделица, а взрослого может уморить. – Ты перенесла в детстве, – откликнулась с печки до того молчавшая Анна. – Можешь не бояться. Гречанка, помнится, говорила… – Да я ничего уже не боюсь, – устало улыбнулась Аксинья. Несколько дней бабы не спускали глаз с детей, протирали волдыри водным настоем, поили бульоном. Когда они отвлекались на хозяйственные заботы, Матвейка брал на себя уход за детишками. – Не зря голодранца взяли. – Из уст Софьи слова звучали наивысшей похвалой. В следующие недели для Аксиньи нашлось много дел – по еловским домам пошла ветряная хвороба. Старая Маланья чуть не ушла на тот свет и лишь усилиями знахарки выкарабкалась. – Мать, Аксинью-то поблагодари, – напомнил Семен, жадно следя за быстрыми движениями Аксиньи, протиравшей выболевшие пятна на лице и теле старухи. |