Книга Темная сторона Хюгге, страница 35 – Дорта Норс, Хелле Хелле, Йенс Блендструп, и др.

– Теперь они наверняка скажут, что ты был за рулем.

– Да, и что с того? Это же не запрещено законом, сидеть за рулем.

– Запрещено подвозить людей, совершающих преступление. И ты своим поступком превратил себя в одного из них.

– Может, хватит уже?

Они проезжают через городки с низкими домиками, стоящими у самой дороги, тогда как садики отодвинулись вглубь. Голые деревья стали черно-коричневыми от влаги.

– Сколько времени уже прошло с тех пор, как я в последний раз ездил туда с тобой? – спрашивает он.

– Много, – отвечает она. 

* * *

– Когда закончим, я тебя свожу куда-нибудь поесть, – говорит она. Они поворачивают на улицу, ведущую мимо пустой мясной лавки, где над дверью все еще прибита голова золотого тельца, потом проезжают мимо книжного магазина, тоже закрытого.

– Офигеть, жизнь здесь просто бьет ключом, – говорит Мальте.

– Ключом – не ключом, – отвечает она, слегка задетая за живое. И они уже доехали до церкви.

Они выходят из машины, и она достает из багажника цветы. Мальте говорит, что замерз и лучше подождет в машине.

– Идем, – говорит она. – Это недолго.

– Знаю я тебя, – говорит он. – Потом тебе надо будет пересадить пучок травы, потом подравнять гравий граблями, а после этого переговорить со смотрителем, это уж как пить дать.

– Потом сходим поесть, – говорит она. – И ты согреешься.

– Ты уже это говорила, – говорит он.

– Да, но просто мне кажется, мы должны чувствовать себя комфортно.

– Не парься, ма.

Он обнимает ее одной рукой. Воздух влажный и холодный. При каждом вдохе липкая пленка залепляет ноздри.

Она выкапывает садовым совком ямку и тесным рядком сажает гиацинты справа от надгробия. Все утро она предвкушала, как сделает это, но, когда она утрамбовывает землю, ее вдруг переполняет темное чувство ностальгии, оно вцепляется в нее, отпускает и снова вцепляется. Она слышит, как он харкает и сплевывает на землю у нее за спиной.

– Прекрати это скотство, – говорит она.

– Зато ты у нас всегда такая чистюля, – говорит он, и в ней поднимается волна бешенства.

– А ТЫ, очевидно, окончательно решил превратиться в свинью, – говорит она.

Он поворачивается к ней спиной и закуривает. Его тощая спина горбится, защищая сигарету от ветра, которого почти нет. Такой тихий выдался день.

– Не парься, – говорит он.

– Кого-нибудь убили?

– Откуда мне знать, – говорит он и подбирает с земли совок. – Пойдем же уже, черт возьми.

– У тебя совсем крыша поехала, мальчик мой? Хочешь пустить под откос свою жизнь и нашу, и жизнь других людей?

– Заткнись же уже, наконец.

– А? Под откос, да?

– Заткнись, я сказал.

– Смотри мне в глаза! Ты хоть немного представляешь себе, что такое жизнь?

– Ты просто больная уродка.

Она делает шаг к нему, и он бьет ее совком по лицу. Край лезвия задевает ее по носу. Она едва удерживается на ногах.

– Мальте, – кричит она. Хватает его за руку и тащит за собой несколько шагов.

– Ты не смеешь мне угрожать, чтоб тебя, – говорит он, немного понизив голос.

– Давай пройдемся.

– Ты этим ничего не добьешься, сразу тебе говорю.

– Нам нужно успокоиться, обоим.

– Сама успокаивайся, старая коза.

Почти вслепую она роется в сумке и достает бумажный носовой платок. Она с трудом что-то видит сквозь заливающие глаза слезы. Прикладывает платок к лицу, и бумага пропитывается кровью.

– Пойдешь со мной в туалет, нужно все это смыть.

Она стискивает его руку, ведет за собой в туалет, прямо внутрь. Он снова закуривает. В кранах только холодная вода. Лисбет плещет водой себе в лицо, а кровь все течет и течет жидкими струйками.

– Тебе нужно запрокинуть голову, – говорит он. – Вот, держи. – Он отрывает кусок бумаги от рулона для вытирания рук и протягивает ей. – Прижми к носу.

– Спасибо.

Она прижимает бумагу к носу с обеих сторон и наклоняет голову. В лице интенсивно пульсирует кровь, она чувствует нарастающий холодок и внезапно понимает, что она к тому же обмочилась в брюки.

– Я пописала в брюки, – говорит она.

– Ну ты, ма!

– Надо что-то придумать.

– Хм, – он молча курит, смотря в окно. – Можешь взять мои, – говорит он.

– Ты же не можешь разгуливать без штанов.

– Нет, но я имею в виду, пока не купишь себе что-нибудь.

– Неплохая мысль, – говорит она и моментально чувствует, как забрезжила надежда и откуда-то взялись новые силы.

Он бежит впереди нее к машине, и при виде его длинных, голых, белых ног, которыми он активно перебирает по холоду, ее разбирает смех. Его брюки настолько малы, что у нее не получается их застегнуть, но она натягивает их и стартует вслед за сыном. Они добегают до машины одновременно и синхронно прыскают от смеха.

– Видел бы ты себя со стороны, – кричит она.

– А ты себя, – отвечает он. Они облокачиваются на крышу машины, каждый со своей стороны, и почти захлебываются булькающим смехом. Лисбет открывает двери, и они падают в салон, она включает теплый обдув, подтягивает плед с заднего сиденья и сует ему. Потом они едут в «Бругсен».

Когда она выходит из магазина, надев в туалете для клиентов новые брюки и переобувшись, он сидит, прислонив голову к боковому стеклу. Кажется, что он спит. Она стучит по стеклу, он выпрямляется и опускает окно, она возвращает ему брюки и отворачивается, пока он натягивает их, прикрывшись пледом.

– Теперь пора пообедать, – говорит она, когда он вылезает из машины.

Он говорит, чтобы она пока шла в ресторан, а он подойдет чуть позже.

– Почему мы не можем пойти вместе?

– Мне нужно заскочить в магазин, купить курева.

– Я подожду здесь.

– Нет, ты не подождешь здесь. Мне еще надо в туалет.

Он многозначительно поднимает брови, глядя на нее.

– Но я же могу просто подождать здесь. Совершенно не проблема, если это и займет какое-то время.

– Ты не будешь меня ждать? О’кей?

– Ладно.

– Иди вон в ресторанчик и закажи нам что-нибудь.

– Что бы ты хотел?

– Не знаю. Просто что-нибудь съедобное. Ладно?

– Ты как: очень голоден, чуть-чуть или что-то среднее?

– Хватит уже этих вопросов. Это просто больше невыносимо.