Онлайн книга «Тетушка, которая не умирает»
|
Однажды он сказал: – Послушай, бума, люди любят торговаться. Они думают, будто добьются большой победы, если смогут снизить цену на пару рупий. А вы с вашими твердыми ценами такой возможности им не даете. Советую вам отменить твердые цены. Поднимайте цену понемногу, пусть покупатели торгуются за цену, которая их порадует. Я спокойно согласилась: – Ваша правда. Он обрадовался и сказал: – Тогда, может, завтра и начнем? – Почему бы и нет? Но загвоздка в том, что люди знают – у нас твердые цены. Стало быть, торговаться они не будут – разве только новые покупатели. – Верно, – с озабоченным видом сказал он. – Эдак мы хлопот не оберемся. Пришлось ему отказаться от своей идеи. И я облегченно вздохнула. С той поры он стал ходить в лавку и по утрам, и по вечерам. И дела у него, сказать по чести, спорились. Время от времени он говорил мне: – Какое же это увлекательное занятие! Что ни день – праздник. Я встречаю новых людей, вижу новые лица. Для меня все это и впрямь внове. Невестка моя так и не спускалась вниз. Артрит и повышенное кровяное давление приковали ее к постели. Даже спустя год после того случая она не перестала меня бояться. Так что и я не поднималась наверх. Деверь самолично носил ей еду на второй этаж. Но как-то вечером она послала за мной. Я пришла. Она отвела от меня глаза, вперилась в стену. И сказала: – Не серчай. Мне надо кое-что тебе сказать. Просто у меня нет другого выхода. Я не стала заходить к ней. Осталась стоять в дверях, чтобы ее не напугать. – Да? – спросила я. – Плохи наши дела. У мужа моего закончились деньги. Да и золота на продажу больше не осталось. Дальше так продолжаться не может. – И что прикажешь мне делать? – Как тебе сказать? Благодаря твоему колдовству я сделалась совсем никчемной. А в живых ты меня оставила только по доброте душевной. Но я больше не боюсь смерти. Быть прикованной к постели – это все равно что умереть. – Я ничегошеньки не понимаю в колдовстве. Утерев слезу краешком сари, она сказала: – Лишь по твоей милости мы еще не умерли с голоду. Ты же знаешь всякие заклинания, умеешь гипнотизировать – словом, тебе все по силам. Слыхала я, будто ты даже свекра запрягла работать у вас в лавке. – Ты не расслышала. – Не стану спорить. Ты способна на многое, будь твоя воля. Ты можешь разбить семью. Признаю. Но я устала бояться. И потому обращаюсь к тебе. – Говори яснее, Диди. – Мне страшно. И все же я еще раз спрашиваю, все ли драгоценности ты продала? – К чему ты клонишь? – Слыхала я, будто ты обзавелась солидной лавкой. А на это нужна уйма денег. – Деньги я выручила, когда продала мои собственные драгоценности. А о других я понятия не имею. – Я не прошу делиться со мной. Не злись. Я умоляю. Если у тебя еще осталось хоть что-нибудь, пожалуйста, дай мне самую малость. Я понимала: алчность хуже страха. Алчность учит нас превозмогать страх, но не побеждать. Моя невестка боялась меня, но одолеть собственную алчность не могла. Она снова утерла слезы. И сказала: – Бог тебе судья во всех твоих делах. Только не забудь про нас. Мой муж очень смущается. И не может сам просить тебя. Он пребывает в крайней нужде. И меня вот-вот перестанут пользовать. – Не такой уж он старый. И мог бы сам зарабатывать на жизнь. – Зарабатывать на жизнь? Как? – Первым делом он должен почувствовать потребность в работе. Она мельком глянула на меня. Должно быть, от отчаяния. В ее мимолетном взгляде я уловила ненависть, отвращение и страх. Она снова отвернулась и сказала: – Он человек не очень образованный. Кто ж возьмет на работу неуча? Да и шкатулки с драгоценностями нам не перепало, чтоб свою лавку открыть. Говоришь потребность? Да ему ничего не светит, даже если б она у него была. Он только и знает, что твердит: Фучу хорошо устроился, вон, гляди, они деньги лопатой гребут, а нам остается лишь смотреть. Потому-то я и умоляю тебя. – И что же он собирается делать? – Что-то да собирается. Почем я знаю. Немного помолчав, она тихим голосом проговорила: – Это ты отравила Пишиму и прибрала к рукам шкатулку с драгоценностями, но я никому не рассказала. Храню эту тайну в себе, как скорпионша – яд. И ты должна меня благодарить. – Кто тебе сказал, что я ее отравила? Испугавшись, как видно, моих слов, она сказала: – Не серчай. Я не собираюсь идти в полицию. Я и деверю твоему ничего не сказала. Так неужели мое молчание, по-твоему, ничего не стоит? Я не нашлась, что ответить. У многих есть такая привычка – молоть чепуху, когда нечего сказать. А у меня такой привычки нет. Я сроду не открываю рот, когда мне нечего сказать. Вот и сейчас я не пыталась ни оправдываться, ни развеивать ее подозрения. Потому как понимала: она все равно не поверит, что бы я ни сказала. Не глядя в мою сторону, она спросила: – Ты еще здесь? – Да. Ну что, закончен разговор? – Ты же так ничего и не сказала. И что прикажешь мне думать? Я молчала. Невестка вновь поглядела на меня. Горящими глазами. И сказала: – Значит, ты ничего нам не дашь? Совсем ничего? Я молча смотрела на нее. В ее глазах полыхнули злобные искорки. По натуре она была женщина грубая и все это время едва сдерживала свою неприязнь по отношению ко мне. И вот клокотавшая внутри нее злость наконец вырвалась наружу. Скрежеща зубами, она сказала: – Ты ведьма. И хочешь все захапать себе. Думаешь, тебе это сойдет с рук? Все это время я покрывала тебя, потому что боялась. Но теперь… Одолев свою немощь, она одной лишь силой злобы заставила себя подняться с постели и, точно призрак, кинулась на меня с растрепанными волосами, в спадающем с плеч сари. Я с изумлением смотрела на это живое воплощение жадности, стяжательства, зависти и ненависти. Я стояла не шелохнувшись. Она набросилась на меня, точно тигрица. – Я сейчас убью тебя… убью… и если потом мне суждено умереть, что ж, ну и пусть… Но сперва я убью тебя… – Хватай-ка и ты ее за горло! – шепнул мне в ухо кто-то. В невестку, казалось, вселилась какая-то дьявольская сила. Она принялась душить меня, сдавив, точно клещами. Пишима продолжала нашептывать мне на ухо: – Хочешь умереть? Тогда умри. Умрите обе. Почему не хватаешь ее за горло? Подними руки, маги. Посмотри на эту калеку. |