
Онлайн книга «Мальчик глотает Вселенную»
– Спасибо, – говорит она. – Мне пришлись по душе ваши слова, что он в конце концов сбежал из Богго-Роуд, выйдя оттуда через главные ворота свободным человеком. Кэйтлин кивает. – Это действительно так, – говорю я. – По итогу, величайшим трюком из всех, которые он когда-либо проделывал, стало выживание. В этом вся суть. Люди всегда говорят, каким хитрым он был в тюрьме, но никогда не говорят о его терпении и воле, или о его решимости, или о том, сколько раз он думал, не наглотаться ли ему бритвенных лезвий. – Хорошо сказано, образно, – замечает Кэйтлин. – Но вы упустили самую горькую часть истории Дрища. – Говори, какую. – То обстоятельство, что он хотел бы быть хорошим, но плохое в нем постоянно этому препятствовало, – говорю я. – Он был в этом похож на любого другого человека, в нем присутствовало и хорошее, и плохое, но у Дрища никогда не было шанса дать своей хорошей стороне достаточно времени, чтобы проявиться. Большая часть его жизни прошла за решеткой, а когда ты в тюрьме – быть хорошим означает быть мертвым. – А ты не слишком ли молод, чтобы задумываться о судьбах квинслендских заключенных? – спрашивает Кэйтлин. – Разве тебе не полагается еще собирать фигурки Суперменов или что-то в этом роде? – Мы с братом Гусом сожгли все наши фигурки с помощью увеличительного стекла. – Сколько лет твоему брату? – интересуется она. – Четырнадцать, – говорю я. – А вам сколько? – Мне двадцать один, – отвечает она. Хотя я и предполагал нечто подобное, меня это неожиданно ранит. В этом есть что-то неправильное. – Вы на восемь лет старше меня, – говорю я. – К тому времени, как мне исполнится восемнадцать, вам будет… двадцать шесть? Она приподнимает бровь. – А к тому времени, как мне исполнится двадцать, вам будет… Она обрывает меня: – Какая разница, сколько мне будет, когда тебе исполнится двадцать? Я снова смотрю в эти зеленые глаза. – Потому что я думаю, что мы должны быть… Кем, Илай? Кем конкретно мы должны с ней быть? Что именно ты хочешь сказать? Ответы на вопросы. А в конце – мертвый синий крапивник. Кэйтлин Спайс. Мальчик. Глотает. Вселенную. Держу пари, Августу известно, кем мы с ней должны быть. – Ладно, не важно, – говорю я, потирая глаза. – С тобой все в порядке? – спрашивает Кэйтлин. – Может, позвонить твоим родителям? – Нет, все нормально, – отвечаю я. – Я просто устал. – Что случилось с твоей рукой? – спрашивает она. Я смотрю на свою забинтованную руку. Титус Броз. Вот причина, по которой ты сюда пришел. Титус Броз. Не Кэйтлин Спайс. – Послушайте, я расскажу вам одну историю, но вы должны быть очень осторожны в плане того, как с ней поступить, – говорю я. – Человек, о котором я расскажу, очень опасен. Этот человек делает с людьми ужасные вещи. Теперь она выглядит серьезной. – Расскажи мне, что случилось с твоей рукой, Илай Белл, – говорит она. – Вы знаете человека по имени Титус Броз? – шепчу я. – Титус Броз? – Кэйтлин задумывается. Затем начинает записывать его имя в блокнот. – Не надо записывать, – предупреждаю я. – Просто запомните это имя, если можете. Титус Броз. – Титус Броз, – повторяет она. – Кто такой этот Титус Броз? – Это человек, который лишил меня… Но я не заканчиваю фразу, потому что чей-то кулак ударяет в стекло офиса прямо над тем местом, где мы сидим. Я инстинктивно пригибаюсь вниз, и Кэйтлин Спайс вместе со мной. Банг! Банг! Теперь в витрину молотят два кулака. – О, черт, – произносит Лорейн за своим столом. – Это Раймонд Лири. – Звони в полицию, Лорейн, – откликается Кэйтлин. * * * На Раймонде Лири костюм песочного цвета и белая деловая рубашка с галстуком. Ему лет пятьдесят. Он кругломордый, соломенного оттенка волосы растрепаны, как у пугала. У него большой живот и крупные кулаки, которые колотят по прочному стеклу витрины с такой яростью, что вся стеклянная панель дрожит вместе с рамой, и даже вода в кулере немного подрагивает. Лорейн нажимает кнопку на своем столе и говорит в интерком: – Мистер Лири, пожалуйста, отойдите от стекла. Раймонд Лири заходится от крика. – Пустите меня внутрь! – рявкает он. Он прижимает лицо к витрине. – Дайте мне войти! Кэйтлин перемещается к столу регистрации, и я следом. Раймонд Лири продолжает колотить по стеклу. – Держись подальше от окна, – предупреждает меня Кэйтлин. – Кто он такой? – спрашиваю я, вставая рядом с ней. – Правительство штата снесло его дом, чтобы построить съездную дорогу с Ипсвичского шоссе, – поясняет она. – Раймонд начал пить в процессе, а затем у его жены началась депрессия, и она бросилась под цементовоз на Ипсвичском шоссе, в аккурат незадолго до того, как через ее дом проложили новую дорогу. – Так почему он стучит в ваше-то окно? – не понимаю я. – Потому что мы не будем рассказывать его историю, – отвечает Кэйтлин. Сжатые кулаки Раймонда по-прежнему барабанят в стекло. – Вызывай полицию, Лорейн, – повторяет Кэйтлин. Лорейн кивает и снимает трубку настольного телефона. – А почему вы не хотите рассказывать его историю? – спрашиваю я. – Потому что наша газета вела агитационную кампанию за строительство этой дороги, – говорит она. – Восемьдесят девять процентов наших читателей высказались за улучшение данного участка шоссе. Раймонд Лири размеренным шагом отходит от стекла на пять метров. – Твою мать! – говорит Кэйтлин Спайс. Раймонд Лири бежит к стеклянной стене. Мне требуется секунда, чтобы осознать, что он взаправду делает это, что все по-настоящему; потому что это так неправильно, настолько выходит за рамки нормы, что кажется невозможным. Но это происходит. Он действительно несется головой вперед к стеклянной стене и бодает ее широким плотным лбом, всеми своими ста пятьюдесятью килограммами живого веса, и этот удар настолько яростен и силен, что Кэйтлин Спайс, Лорейн за столом и я, Илай Белл – одинокий искатель приключений, беглец из больницы, пропавший мальчик – одновременно резко задерживаем дыхание и готовимся к неизбежному разрушению этого опасного стекла; но оно не поддается, оно просто содрогается в раме, и голова Раймонда Лири откидывается назад, как будто он сломал себе шею, и я вижу выражение его глаз; и его глаза говорят, что он сумасшедший, что он теперь животное, что он Бык из созвездия Тельца. |