Книга Небо в Океане, страница 87 – Ольга Заушицына

— Ты жи-ро-ба-си-на, — выдохнула она по слогам ему на ухо, раз за разом проворачивая нож. — Лузер, отстой, тряпка… — продолжала шептать Алина, рубя, как мясник, влюбленное сердце. Будто ей мало было той дыры, что она в нем оставила. Мало обидных слез в растерянных карих глазах, и дрожи, что сотрясала все тело парня.

— Понял? — все тем же нежным тоном, спросила зеленоглазая, вдоволь насытившись.

— Понял, — глухо ответил тот, сделав для себя совсем иные выводы.

— Вот и ладненько, — похлопала она его по плечу, отступая. А Разумовский, только этого ожидая, рванулся к спасительной двери, однако его так просто отпускать не хотели:

— Как там Сашка? Не собирается в родные края? — как ни в чем не бывало спросила девушка, превращая его мир в щепки.

Все, что он ценил. Все, во что верил. Все, кого любил. Один вопрос, и твой лучший друг становится врагом. Одно слово, и любовь — светлая, чистая, добрая, превращается в безжалостного монстра.

А что делают супергерои с монстрами и врагами?

Правильно, убивают.

С тех пор в каждом своем приятеле Богдан заранее видел предателя, а все дружеские посиделки и веселые компании были всего лишь способом самоутвердиться. С девушками дела обстояли еще хуже: он мстил — самозабвенно, жестко, с неизменным образом, той, что изодрала его сердце на куски, — Алине. Неважно, какие у них были лица, все они для него выглядели одинаково — бездушными тварями, которые не заслуживают любви и ласки. И глаза у них всех были такими же гнилыми.

У всех, кроме одной…

Рита ворвалась в жизнь Богдана вместе с пушистым снегом, что заставил замереть транспорт в вечных пробках, и нелестными ругательствами, которые выкрикнул парень, вдавливая педаль тормоза до упора. Однако раздражение Разумовского быстро сменилось иным, совершенно чужим и незнакомым доселе чувством, стоило ему только увидеть испуг в её невероятных глазах. Нет, это была вовсе не любовь с первого взгляда, хотя страшило не меньше. То, что Богдан испытал к Рите, называлось забота. Ему впервые в жизни хотелось о ком-то заботиться!

Словно кто-то случайно поставил на однотонном полотне его жизни ярко-синюю кляксу, что со временем разрослась в целый океан. Так же, как и обыкновенное чувство заботы во что-то большее.

Поначалу он воспринимал её, как очередное «доказательство». Умная, красивая, из обеспеченной семьи — Рита с первого взгляда понравилась его матери и легко вошла в окружение Богдана. «Идеальная жена», — вот что говорил о ней Разумовский, уже заранее удостоив её главной роли в своем лживом спектакле…

Потом Богдан поймал себя на мысли, что не притворяется рядом с ней. Нет, он по-прежнему врал, изменял, предавал её. За эти несколько лет такого существования парень просто не мог вести себя иначе, это стало его сутью и проникло заразой в самую душу. Однако рядом с Лебедевой Разумовский все чаще и чаще становился самим собой, тем пареньком в очках и лишним весом.

А последним стало принятие.

Не её, а себя.

Разумовский не ошибался, когда окрестил себя «особенным». Вот только особенность его таилась вовсе не в целеустремленности, а в видении мира. Богдан всегда воспринимал всё иначе: там, где обычный человек примечал неброский серый, он мог распознать стальные переливы, и оттенок грозового неба; там, где белый снег представлял собой заурядное явление — настоящее чудо; там, где многие видели глаза — вселенную. Разумовский обладал очень редким талантом — зрением художника, и мог бы им стать, и даже прославиться, если бы не маниакальное желание матушки уничтожить его дар. Она насколько ненавидела это в нем, что вскоре и Богдан стал сам ненавидеть свою «уникальность».

И ненавидел бы до сих пор, если бы не девушка, которая видела то же, что и он. Которая научила его не бежать от себя, а принимать.

Однажды Лебедева просто пришла к нему и, всучив в руки карандаши и альбом, заставила рисовать. Богдан, конечно же, не соглашался, но обиженные синие глаза сделали свое дело — он терпеть не мог, когда Рита расстраивалась.

— Чувствую себя, словно ДиКаприо в «Титанике», — фыркнул Разумовский, внимательно рассматривая девушку, что сидела в пол оборота, позируя ему. От Ритиного предложения нарисовать яблочко, парень отказался, заявив, что если и должен страдать, то только обоюдно.

— Хорошо, что не Бэзилом, — хмыкнула Лебедева. — Я не готова разделить участь Дориана Грея.

— Ты прямо, как Алекс, — искренне улыбнулся парень, однако губы его быстро сомкнулись в жесткую линию — он не любил, когда прошлое в нем брало верх над настоящим.

— Тот самый друг детства? — улыбнулась в ответ Рита, уловив теплоту его голоса.

— Тот самый, — отмахнулся Богдан и, чтобы закрыть тему, скомандовал: — Замри!

Далее совместный процесс творчества захватил их целиком: Рита прилежно позировала, вставляя шуточки насчет мести художника посредством картины, а Разумовский старательно пытался изобразить её черты на бумаге. Он то стирал, то по новой рисовал то же самое, то ругался про себя, когда у него что-то не получалось, то по-детски радовался, когда штрих выходил, как нужно.

Богдан вдруг почувствовал свободу и легкость, будто кто-то стянул с его плеч непомерную ношу, и он смог наконец-то выпрямиться в полный рост. А еще Разумовский увидел — яркое солнце в заразительной улыбке и безбрежный океан в синих глазах. Наверное, он впервые смотрел на Риту, как не на возможность повысить свой статус, а как на обычного человека. Или не совсем обычного…

Чистота, доброта, открытость — это всё искрило в ней яркими бликами на воде, рябило волнами и отражало зеркалом его суть: темную и истлевшую. И чем яснее становился рисунок, тем больше Разумовский понимал это. На плечи вновь упал груз. А во рту появился отчетливый привкус презрения, от которого мутило.

— Мне нужно… — парень резко подскочил и поспешил в ванную.

Богдан трясущимися руками открыл кран с водой, намереваясь смыть с себя эти чувства. Избавиться от них. Но глаза напротив не дали ему этого сделать.

Гниль — вот что он увидел в своем отражении. Изъеденный личинками кусок мяса — вот во что превратилась его душа. То, с чем он боролся все эти годы и презирал в других, стало им самим.

«Как они…» — прошипел внутренний голос, а в следующую секунду ненавистный образ пошел трещинами.

— Богдан! — Рита немедля прибежала на звук бьющегося стекла. — Что случилось? — девушка недоуменно посмотрела на разбитое зеркало и окровавленную руку парня.

— Случайно задел, — выдавил из себя улыбку Разумовский.

— Ну, ты даешь, — покачала головой Рита и тут же принялась суетиться вокруг него, заставив солнечные блики заиграть по новой.

— Выходи за меня, — вдруг выпалил парень, отчего Рита, что в это время накладывала ему повязку, выронила бинт.

— Что? — испуганно переспросила девушка.