Книга Заморские женихи Василисы Прекрасной, страница 25 – Татьяна Эдел

Целую тебя, мой хороший, и жду, когда смогу обнять тебя и увидеть твои сияющие глаза».

На следующий день он прислал ответ.

К письму была прикреплена ссылка, а далее написано:

«Это описание швейной машины.

Есть идея купить такую же на е-бэй, она там в хорошей кондиции и полностью укомплектована, стол нужно отремонтировать, и будет чем развлекаться перед сном зимой».

Я ответила:

«А куда будем девать наши две существующие? Или склад устроим, ласточка моя?

Так приятно, что ты думаешь о длинных зимних вечерах… Целую…»

Значит, он планирует совместную жизнь, если говорит о длинных зимних вечерах, я была счастлива.

Потом пришло еще письмо.

«Сейчас бы набрал тебя, но листок с телефонным номером остался в машине.

Был дождь июльский. Наверное, берегу себя – для нас.

Моя Катя, родная».

Эти слова залили нежностью всю вселенную.

Дни отпуска пролетали с быстротой космической ракеты. Деньги таяли так же быстро. На карточке оставалось еще пятьсот долларов, и я рассчитывала, что этой суммы как раз хватит для безбедного завершения отдыха. Но просчиталась. Банкомат отказывался выдавать купюры, и другой, и следующий. Счет заблокировали. Я пробовала звонить в Американский банк, но там сказали, что по телефону такие дела не решаются. Вот я растяпа, не предупредила, что уезжаю и буду снимать деньги в другой стране. Написала Левочке, попросила, чтобы он еще перезвонил им. На что он ответил, что звонить совершенно бесполезно, и выслал 400 долларов. Я была ему безгранично благодарна.

Следом пришло письмо:

«Отдыхай, потому что скоро ты будешь жить замужней жизнью. Это тяжелая работа».

Я быстро набрала ответ, и потекла переписка:

«Нет, мой хороший, для меня жить с тобой – здорово, а совсем не трудно. Ухаживать за любимым человеком, готовить для него, стирать, помогать во всем – это радость. Какое счастье, что есть ты у меня. Что есть тепло в моем сердце и есть чем жить. Думаю о тебе, жду тебя, мой Лева».

«Я в любви с тобой, моя Катя», – ответил он.

«Мой родной.

Как ты далеко!

Хорошо так посидели с родственниками вчера, вот только проводили. Завтра с утра снова в путь.

Что делаешь ты вечерами?

Я уже не верю, что ты где-то действительно есть. Скучаю по твоему смеху и сиянию глаз.

Целую, люблю тебя».

«„Я люблю тебя“ – эти слова только для темноты. Для другого времени это неправильно, поверь мне».

«А что же говорят днем? Грустно… Но ты мне и днем говорил, а теперь будешь только ночью?»

На этом печальном для меня письме отпуск и закончился. И летела я в самолете, улыбаясь и ожидая горячую встречу.

Милый ждал в аэропорту. Он всегда делал все не так, как обычные люди. Он не шел навстречу с букетом цветов, не улыбался и не обнимал при этом. Нет. Он стоял в сторонке и наблюдал мои метания и лишь потом позвонил и сказал: «Ну, посмотри налево». Даже небритый, мда.

Поехали ужинать в итальянский ресторан в Квинсе. У меня было одно желание – упасть спать, а он уплетал за обе щеки. Потом поехали к нему, решили, зачем везти вещи в Бруклин, все равно я практически живу с ним. Он рассказывал, что звонил сестрам в Германию и они настоятельно зовут его в гости. Лева сказал, что приедет со мной.

– Ну уж нет, – ответила средняя сестра, – нам никакие твои дамы не нужны, не собираемся тебя делить ни с кем.

Он говорил это с легкой улыбкой, может, не осознавая, как это ранит меня. Хотя вряд ли, он должен был это понимать, и его улыбка была защитной реакцией, я думаю. Еще он сказал, что хотел познакомить меня с дочерью, на что та ответила:

– Ну папа, как ты ее к нам приведешь, что мы скажем девочкам (внучкам 10 и 12 лет), ведь к нам и их родная бабушка приходит.

Странная позиция. Девочки большие и должны понимать, что дедушка живет отдельно уже двадцать лет и имеет право на собственную личную жизнь. Сердце мое сжалось: неужели впереди меня ждут серьезные проблемы?

В один из дней я положила ему на стол 400 долларов, что он присылал мне. Лева аж взвился:

– Вот поэтому у нас ничего и не получается. Забери.

– Что не получается и почему? Мне это непонятно, и это хуже всего.

Лева много говорил о чувствах, мне это не нравилось, ну, может, просто соскучился, раньше сам не любил пустые разговоры. Говорил, что его никто никогда так не любил, и если сложить вместе всех его любовниц и еще умножить на сто, все равно не получится одна Катя. Высокая оценка. Однако это не мешало ему вспоминать частенько ту же Марину.

Он предлагал составить резюме и поискать работу для меня в его районе. Я согласилась, но шагов никаких не предпринимала. Он так страстно горел, надолго ли этого огня хватит, а я потеряю хорошую работу и коллектив, что я буду делать тогда? Я могу надеяться лишь на саму себя. Говорил, что неподалеку есть медицинский офис с русскоговорящим врачом и нужно туда сходить и узнать насчет работы. Нужно бы, отвечала я, но не шла. Страшно терять то, что имеешь.

Он все так же часто упоминал слово «шизофрения», и меня это очень беспокоило. Порой мне казалось, что он тоже не совсем нормален.

Дни, когда я ночевала дома, были редки, обычно это понедельник, когда возвращаться приходилось после восьми вечера. И тогда мы перезванивались или писали друг другу. На одном из сайтов увидела чьи-то чудесные нежные слова и не удержалась, чтобы не отправить их милому.

«Левочка, это писала не я, но испытываю те же чувства…

Мне хочется что-нибудь приготовить для тебя, и только для тебя, с любовью. А потом смотреть, как ты это ешь.

Хочу заняться с тобой сексом. Хочу утонуть не в тебе и не с тобой. Хочу утонуть в бесконечности, в той, в которую только ты меня можешь привести. А потом смотреть на тебя и удивляться, что ты такой есть.

Хочу идти рядом с тобой, и чтобы ты взял меня за руку. И эта теплота ладони и жесткость. И чтобы хотелось убрать руку и было невозможно.

Хочу, чтобы ты подошел ко мне сзади, обнял, и просто стоять с тобой так. И чтобы ни слова, потому что нет ничего лучшего, как слиться друг с другом, не видя глаз.

Хочу проснуться ночью, и увидеть тебя рядом, и не умереть от счастья, а дожить до утра.

Хочу, чтобы у тебя было в этой жизни все, что ты захочешь. Так хочется, чтобы у тебя было все, и я».

Если бы мне сказали такие слова, я бы, наверное, растаяла в воздухе, как предрассветный туман. Он не ответил ничего.

В конце месяца вернулась дочка из отпуска. А в Нью-Йорке объявили штормовое предупреждение и ждали ураган и, может быть, наводнение. Я решила уехать к Леве на 24-й этаж, а дочь – к подруге.