Онлайн книга «Банда возвращается»
|
Степан обалдело смотрел на Викторию; кажется, он никогда не видел ее такой: – Так у шефа возьми, у него много. – Забыла, и он не вспомнил. А второй раз возвращаться не хочу, там война и немцы. Степан пошел к корзине для бумаг. – Могу себе представить, – посочувствовал он, роясь среди мусора. Виктория осмотрелась; она вся цвела: – Вам тут хорошо, тихо. – Ну да, – подтвердили компьютерщики. – Больше суток не сменялись… – Да, у нас тоже завал. Ждать ей пришлось недолго. – Вот, Вика, есть вполне приличный в браке. Эта полоска тебе не помешает, – Степан протянул ей фотографию Смоленцева с незнакомым мужчиной в «Александре». – Если хочешь, могу ее даже отрезать… Виктория как бы без всякой задней мысли разгладила на бедре слегка помятую фотографию: – Не надо. И правда, не мешает. У бедного Степана слегка покраснели уши, когда он наблюдал, как ловко девушка разглаживала бракованную фотографию на своем прекрасном бедре. – Знаешь, кто это? – в последний раз рискнула Виктория. – Слышал, Липкин, – с явной неприязнью к этому самому Липкину ответил Степан. – С тебя банка пива, – и парень, вздохнув, вернулся к своим делам. – Заметано, – Виктория скрылась в дверях. Теперь – все, надо идти на доклад к Кожинову. «Липкин, – крутилось у нее в голове. – Семен Липкин, мэр Ульяновска, коммунистического заповедника, и одно из первых лиц в КПРФ». Легкой походкой, ставя шаг от бедра, Виктория Макарова шла по коридору… * * * Александр Бондарович, 12 часов дня, 24 марта 1996 года, камера для допросов в Бутырках Ждали недолго. Когда Бондарович появляется в сих пенатах один, ему приходится дольше ждать. А генерала Щербакова боялись… С мерзким скрипом открылась дверь в камеру, выводящий скомандовал: – Заходи. В дверях показался альбинос. Если бы Александр Бондарович видел его вчера вместе с Викторией в кабинете Кожинова, то непременно заметил бы, как по сравнению со вчерашним днем Глушко постарел; выглядел подозреваемый плохо: помятая одежда, длинные белые волосы лежат на плечах лохмами, под глазами залегли черные круги, на подбородке вылезла неопрятная белая щетина… Глушко остановился, затравленно озираясь по сторонам и не решаясь достать из-за спины руки. Позе заключенного при конвоире его, видимо, уже обучили твердо. Сопровождающий бодро отрапортовал: – Товарищ генерал, подследственный Глушко по вашему приказанию доставлен. Щербаков поморщился от этого крика: – Идите. Когда конвоир удалился, закрыв за собой скрипучую дверь, генерал указал подследственному на стул: – Садитесь, Глушко. Арестант занял свое место перед лампой, высветлившей его морщины. Бондарович сел сбоку от стола. Щербаков, как положено, решил представиться подследственному: – Допрос сегодня ведут офицеры ФСБ, входящие в объединенную следственную бригаду, генерал Щербаков и майор Бондарович, – пока говорил, он изучал альбиноса внимательным холодным взглядом. – Вы знаете, кто с вами работал вчера? Глушко поежился под его взглядом: – Служба безопасности Президента… А вы другое ведомство? Понятно. Значит, все сначала. Бондарович заметил на это: – Вам еще придется отвечать по многу раз на одни и те же вопросы, такова работа подследственного. – Работа? – А вас удивляет это? Глушко нервно пожал плечами: – Пожалуй, в нашей стране ничему не стоит удивляться. Были времена, когда безвинных арестовывали миллионами… Генерал Щербаков счел необходимым прояснить ситуацию: – Вам предъявлено обвинение в убийстве Виктора Смоленцева. Хотите что-нибудь заявить по этому поводу? Бледное лицо Глушко вытянулось: – Я всю ночь заявлял по этому поводу: я не убивал Виктора, даже не разговаривал с ним, не тащил тело в туалет, не ломал ему шею. Я встал с кресла, когда Смоленцев вошел, потушил сигарету и вышел. Все! – по мере того, как подследственный говорил, голос его становился все громче. Щербаков строго сдвинул брови: – Спокойно, Глушко. Криком делу не поможешь. А разобраться в этом деле в первую очередь – в ваших интересах… – он переложил с места на место приготовленные заранее листки. – Будем считать, что на изрядную часть наших вопросов вы уже ответили, так что времени мы сэкономили порядочно. Остальное время давайте потратим на деловую беседу. Глушко обиженно поджал губы: – О том, как меня угробить? Щербакову совсем не нравился его тон: – Давайте сразу договоримся. Мы будем исходить из того, что нас интересует именно ваша версия, что мы вам полностью верим. – Презумпция невиновности? – щегольнул альбинос с едкой ухмылкой; он был явно настроен встречать в штыки всякого представителя власти; должно быть, Кожинов накануне пропустил-таки его через мясорубку. Генерал проявил выдержку: – Вот и давайте проработаем вашу версию в подробностях. Ведь важно и ваше видение. А мы потом найдем время и проверим версию на прочность. Глушко вдруг начал ерничать: – Покуда меня самого проверяют на прочность. Вчера уже были проверялыцики… И потом… вы думаете в этих стенах профилакторий? – он судорожно проглотил слюну. – Повеситься, что ли? Такой вариант всех устроит? Щербаков взглянул на него хмуро: – Самоубийство подследственного в таком громком деле – верное разжалование начальнику тюрьмы. Так что стеречь вас от таких действий будут внимательно, будьте уверены. Без разрешения головы не повернете. Глушко, видно, еще не задумывался об этом: – Значит, и подохнуть не дадите. – Не раскисайте, вы всего один день в камере. – Спасибо, успокоили, – у подследственного в глазах блеснуло отчаяние. Бондарович решил вернуть разговор в рамки интересующей темы: – Кто был в коридоре, когда вы вышли из курительной комнаты, оставив в ней Смоленцева? Глушко постарался взять себя в руки: – Не помню… Кажется, никого. Генерал Щербаков пытался помочь: – Вспоминайте, Глушко, восстанавливайте события в памяти, как картину… Вы выходите и идете по направлению к пропускному пункту. Направо вы вряд ли посмотрели, но кого вы видите перед собой? |