
Онлайн книга «Банда возвращается»
– Пройдемте в мой кабинет, – пригласил его Зацепин. – Як вашим услугам, но очень прошу, ограничимся минимумом. Я сегодня с ума сойду. Александр не возражал: – У меня к вам сотни две вопросов, из них очень важных – десяток. Зацепин сел за стол, указал гостю место напротив: – Я весь во внимании. Отвечать буду по-военному коротко и ясно. Банда открыл свой блокнот: – Вы знакомы с Глушко? – Вне всякого сомнения. – По-военному коротко и ясно ответ звучал бы: «да», – Бондаровичу успела надоесть вся эта суматоха. – О, простите, это моя беда – чрезмерная витиеватость. Итак, «да»! – Что он за человек? Зацепин начал с задумчивым видом покачиваться в своем кожаном крутящемся кресле: – Чертовски талантливый мерзавец, к тому же совершенно растленный. Банду всегда раздражала привычка телевизионщиков раскачиваться в своих креслах; он, бывало, даже переключался на другой канал, когда видел в какой-нибудь телепередаче, как некий умненький интервьюер раскачивается и раскачивается и за этим «делом» задает вопросики (аттракцион, ей-Богу!); но в данную минуту Александр никак не мог переключиться на другой канал, приходилось терпеть дурную привычку благообразного Зацепина: – Про талант мне понятно, а вот на вопрос, способен ли Глушко на убийство, я хотел бы знать ответ. Зацепин задумался и, будто почувствовав внутренний импульс Бондаровича, перестал раскачиваться: – Глушко очень нервный и вспыльчивый тип. Непостоянный в привязанностях, часто непоследовательный… – Неуживчивый? – Подвержен настроениям, гневлив, я бы сказал. Был такой случай, когда он бросил в Виктора стакан. На Банду это как будто не произвело особого впечатления: – Что сделал Смоленцев? – Выбросил его из кабинета, – Зацепин поставил перед Александром на стол пустой стакан – для вящей наглядности, должно быть. – Но согласитесь со мной: одно дело бросить стакан, а другое – утюг, тем более, намеренно ударить по голове. Стакан не нес серьезной угрозы Смоленцеву, скорее, это были эмоциональная разрядка и оскорбление. Александр был примерно того же мнения; спросил: – С кулаками он кидался когда-нибудь на людей? – Бывали случаи. – Угрозы? Зацепин Сергей Михайлович начал отдуваться, как будто ему стало жарко: – Сколько угодно. – Да, неутешительно для Глушко, – Бондарович бросил рассеянный взгляд за окно. – Слишком уж импульсивен… В чем заключалась причина конфликта? – Воровство. – Из карманов? – лукаво прищурился Банда. – Не так по-солдатски, пожалуйста. Сергей Михайлович опять начал покачиваться в кресле: – Именно из карманов, из карманов всей «Молодежной». – Интересно… – Он договаривался с компанией на деньги, на бартер, за какие-то услуги, потом выяснялось, что он с них умудрялся получать наличными некую «свою долю». У него были сотни причин и отговорок. – А работа налево? Брови Зацепина взлетели, как крылья птицы: – Это была основная причина ссоры. – Вот, вот! Расскажите поподробнее. А то я слышу только в общих чертах. Зацепин рад был помочь: – Глушко работал на нашем оборудовании – а оно очень дорогое, таких студий не наберется в Москве и десяти – для конкурирующих телестудий. Безо всякого зазрения совести. Во-первых, эти деньги он преспокойно клал себе в карман, а во-вторых, поддерживал конкурентов творчески и на уникальной технике. Вы должны понимать, в какую копеечку это нам постоянно влетало. – Чем кончилось? – Однажды Смоленцеву надоели жалобы, и он провел инвентаризацию. В результате оказалось, что у Глушко стоит масса неучтенной техники. Вся она проходила, по рассказам Глушко, как «отдолженная» на время, как «арендованная», либо как купленная им за кровные. Бондарович сделал пометку в блокноте: – А на самом деле? – История стара, как мир. Пользуясь «крышей» и чужим оборудованием, человек зарабатывает себе на собственное дело – создает материальную базу персонального коммунизма, – Зацепин ясно, профессионально мыслил и умел хорошо излагать свои мысли. – На утащенные у нас деньги наш талантливый Глушко покупал оборудование, которое должно было стать основой его личной студии. – Техника осталась у вас? – Смоленцев прикинул рыночную стоимость неучтенной техники и предложил Глушко выплатить или отработать всего треть этой суммы. Иначе аппаратура останется в «Молодежной». – И что Глушко? – Глушко долго скандалил, но ушел без техники. И все-таки открыл свою студию. Как вам это нравится? Александр пожал плечами и ответил достаточно неожиданно для собеседника: – Мне это не нравится ни со стороны Смоленцева, ни со стороны Глушко. Зацепин несколько секунд напряженно осмысливал ответ, потом заметил: – Ну, у вас особый взгляд – государев, так сказать. – Как бы то ни было, Глушко приносил это оборудование в студию, и «Молодежная» пользовалась им. Не «Мерседесы» же он покупал. Зацепин засуетился: – O-о, вы неправильно меня поняли. Себе он ни в чем не отказывал. Отличный «Шевроле», девочки… простите, мальчики – он другой сексуальной ориентации, квартира, как игрушка, рестораны. Он любит пожить. – Сколько бы получал на Западе специалист его уровня? – Возможно, значительно больше, – Сергей Михайлович посерьезнел. – Там, насколько я знаю, люди не стесняются вкладывать деньги в рекламу, не пугаются огромных гонораров специалистам. Но ведь мы здесь в «Молодежной» делаем одно общее дело, а он был как бы инородным телом, индивидуалистом до мозга костей. Александра интересовал еще один важный вопрос: – Как выглядел по сравнению с ним Смоленцев? – О!.. Смоленцев – был другой гранью таланта… * * * Виктория Макарова, 4 часа дня, 24 марта 1996 года, редакция телестудии «Молодежная» Виктория уверенно толкнула дверь. Миловидная, но замотанная секретарша с заплаканными глазами поднялась навстречу и замахала руками: – Сергей Михайлович сейчас очень занят. У него важный посетитель. Виктория вздохнула: – Потрудитесь передать ему, что пришел не менее важный посетитель. |