Онлайн книга «Опомнись, Филомена!»
|
– Можно назвать это божьим промыслом… Отодвинувшись так далеко, что подлокотник вонзился мне в бок, я пыталась вырвать руку. – Не дергайся, – ласково сказал Чезаре, – иначе я посажу тебя к себе на колени. – Это противоречит протоколу! – Да кого волнует протокол? Публика жаждет проявлений страсти от двух молодых людей, один из которых красив и не обделен вниманием противоположного пола. – Дож улыбнулся и пояснил: – Я имею в виду себя. Мои губы растянулись в оскале: – Попробуй, стронцо. И внимание противоположного пола надолго приобретет для тебя платонический оттенок. – Как разнообразен лексикон благородных девиц! – Чезаре дернул меня к себе и обнял левой рукой за плечи. – Потерпи, рагацце, сейчас жонглеры закончат и праздник переместится в менее официальные покои. Чикко возбужденно пыхтела, накапливая жар. Сейчас мы с малышкой кое-что кое-кому устроим. – Артуро! – негромко позвал супруг. – Ты надел перчатки? – Да, ваша серенити. Меня больно потянули за волосы у затылка и, когда голова моя отклонилась, синьор Копальди снял с меня саламандру и опустил в стеклянный шарик футляра. Саламандры, как оказалось, даже мадженто, – простые создания. Очутившись в прозрачной сфере, они немедленно впадают в спячку. – Хоть какой-то толк от сморчка-архивариуса, – хмыкнул дож. – Эта развалина, представь себе, прохлопала все документы, которые касаются синьорины Саламандер-Арденте. Божится, что их похитили у него из-под носа. Как думаешь, Филомена, не твой ли достойный синьор провернул эту кражу? – Эдуардо? Это невозможно! Чтоб наследник да Риальто… Я запнулась, поняв, что только что совершила огромную глупость. Серебристые глаза Чезаре победно блеснули. – Торговый флот да Риальто? А ты вовсе не такая дурочка, как можно было бы подумать. Но кроме достойнейшего из смертных есть еще и бессмертный? – Что? Чезаре отвернулся к помощнику: – Артуро, почему они вопят? – Торжественная часть закончилась, ваша безмятежность. Публика требует поцелуя. – Понятно. Дражайшая супруга, наша беседа переносится на другое время. – Дож встал, потянув меня за собой. – Встретимся за столом. Ах, чуть не забыл. Негоже разочаровывать подданных. И пусть утешением тебе послужит мысль, что поцелуй был мне не менее отвратителен. Мягкие губы Чезаре накрыли мой рот, и я замерла. Без нашлепки ощущения были совсем другими, это раздражало. Супруг, видимо, испытал удивление. Его рот замер на мгновение, потом пришел в движение, и, вместо того чтоб пристойно отстраниться, этот стронцо обхватил меня за талию обеими руками, прижал к себе и… – Ваша серенити, – бормотание Артуро разбило кокон тишины, в котором я очутилась, – еще не время. Когда меня отпустили, я пошатнулась на ватных, ставших слабыми ногах и опустила занесенную для пощечины руку. Почему моя слюна не отравлена? Это было бы так чудесно! Дож смотрел на меня со странным удивленно-сокрушенным выражением: – Прости, дорогая, мне нечем тебя утешить. – Что? – Мне понравилось. И стронцо Чезаре, насвистывая под нос, удалился. Видимо, чтоб уязвить меня еще больше, в его правой руке подпрыгивал стеклянный футляр со спящей Чикко. – Умница, – сказала Маура, ведя меня под руку по длинному коридору, – держалась как настоящая королева. – Он забрал мою саламандру! – Но ведь не убил? – Карла держала меня под другую руку. – Улыбнешься пару раз или заплачешь, и тебе ее вернут. – Он не дает мне развод. – А ты потребовала развода прямо на троне? – До или после поцелуя? И чертовки захихикали. – Меня чуть не стошнило, – соврала я. – Нечем тебе тошнить, – отрезала Таккола и сунула мне в рот печеньице. «Значит, голова кружилась от голода, – решила я, энергично жуя. – И слабость от этого, и путаные мысли. Одной водой жив не будешь». – Куда мы идем? – Переодеваться. За ужином дож с догарессой могут выглядеть менее официально. – И умыться тебе надо, – вздохнула Панеттоне, – с краской я переборщила. – А я говорила! – Потому что лестница длинная, с подножия лица донны догарессы не рассмотришь. – Ужин пропустить можно? – перебила я разгорающийся спор. – Попросить что-нибудь принести в спальню? – Такое поведение расценят как приглашение в постель, – фыркнула Карла, – и десятки предупредительных рук втолкнут к тебе тишайшего супруга. – Хоть будет возможность поговорить с ним без лишних ушей. – Поговорить? Именно! Лица Такколы под маской видно не было, но я была уверена, что фрейлина гаденько ухмыляется. В спальне я бросилась на кровать и закрыла глаза, позволяя окружающим делать со мной все, что они сочтут нужным. Щеки ощущали прохладу мокрой ткани, которой меня протирали, волосы потрескивали от костяных гребней и щеток, туфельки сняли, чтоб надеть другие. Смертный, бессмертный. Чезаре хотел узнать о вампире. За ужином я должна поведать супругу ровно то, что заставит его отложить исполнение супружеского долга. – Карла, – тихонько позвала я. – Да, драгоценная донна. – Как именно вампиры зачаровывают смертных? Тишина меня удивила, и я открыла глаза. На постели рядом со мной сидела синьорина Маламоко, а синьорина да Риальто как раз запирала двери спальни за последними горничными. – Что именно ты хочешь знать, Филомена? – Все, что поможет мне изобразить жертву. Маура присела рядом с подругой, ей тоже было интересно. – Глаза, – сказала Карла. – Сначала вампир ловит твой взгляд, так, что ты не можешь его отвести, а потом как будто проникает в твою голову. – Как при этом выглядит сам вампир? – Как красавчик, – хихикнула Маура, но испуганно прикрыла рот ладошкой. – Вот сама и рассказывай, – обиделась Таккола. Подруга пожала плечами и сняла маску. – Если бы нашей аквадоратской Львице требовалось противостоять экселленсе, тут, разумеется, ей понадобилась бы твоя консультация. Но Филомене лишь нужно знать, как не устоять. Поэтому, пожалуй, у меня получится лучше. Итак, вампир замирает, как кошка перед прыжком, его глаза начинают мерцать красным, пока не становятся похожи на рубины. Он не шевелится, не дышит, не моргает. – Что чувствует жертва в этот момент? |