
Онлайн книга «Детектив для уютной осени»
Свеча неожиданно погасла, словно ее задули. Стало совсем темно, и нежные пальчики Софьи впились в его ладонь. Василий Васильевич осторожно пожал их в ответ – мало ли, может, на самом деле боится!.. – Я жду, – раздался голос Антипии. – Ты здесь, дух? Если здесь, подай знак. Стол под локтями Василия Васильевича вздрогнул, приподнялся и опустился со стуком. Видимо, Кант подал знак. – Мы ждали тебя! – провозгласила вещунья ликующе. – Скажи, что нас ждет завтра? Добро? Ничего не происходило. По всей видимости, дух Канта раздумывал, что ждет завтра столь разношерстную компанию. – Нас ждет зло? Ответь! Зло рядом с нами? На этот раз Кант собрался с мыслями, потому что стол подпрыгнул и стукнул. – Зло придет от нас? – продолжала вопрошать Антипия. Стол подпрыгнул дважды. – Зло придет не от нас, – констатировала вещунья. – Оно постучит в двери? Канта, по всей видимости, забавляло происходящее, потому что стол опять ощутимо подпрыгнул!.. «Вот как она это делает, – думал Василий Васильевич. – Никаких ее движений не заметно, хотя темно, конечно, но глаза уже более или менее привыкли. И стол довольно тяжелый, плотного старого дерева, на монолитной слоновьей ноге. Или в мистификации участвует хозяин дома и к столу подведен некий механизм?..» За стеной вдруг что-то упало с приглушенным грохотом. Упало, покатилось, следом заревели медвежьи голоса: – Ах, какая женщина, какая женщина, мне б такую!.. Василий Васильевич замер. Как-то старик Иммануил выйдет из создавшегося неловкого положения?.. Свеча зажглась словно сама собой. Антипия выдернула свои ладони из рук соседей, закрыла лицо. – Он ушел, – выговорила она из-за ладоней. – Он нас покинул. Он не вернется. – Жалость какая! – пробормотал Василий Васильевич, поднимаясь. Кристина вскочила, побежала и включила свет. Все зажмурились. Нужно будет потом слазить под стол, провести обследование на предмет механизмов. Разумеется, разоблачение Антипии в планы Меркурьева не входило, но ведь интересно!.. – Не моя ты, не моя, – продолжали завывать за стеной, – отчего же я тоскую?.. Кристина собрала со стола бумажки с неведомыми знаками и положила перед вещуньей. – Вчера дух надолго приходил, – сказала она Меркурьеву. – На все вопросы отвечал. – Вчера тоже Кант являлся? – Нет, вчера была королева Брунгильда. Она мне сказала, что я в этом году выйду замуж по любви и по расчету. – Кристина засмеялась, спохватилась и посмотрела на Антипию. – Только я не поняла, как это – и по любви, и по расчету. – Мало ли как бывает, – сказал Василий Васильевич. – Что у вас за кольцо? Такое гигантское?! Кристина посмотрела на свою руку и спросила: – Это? – словно на каждом пальце у нее было по кольцу. Меркурьев кивнул. – Это изумруд, – сказала Кристина. – Хотите посмотреть? И она сняла кольцо и сунула Василию Васильевичу. – Нет! – вскрикнула вещунья и поднялась в ужасе. Меркурьев от неожиданности чуть не уронил драгоценность. – Положите! Положите его на стол! Меркурьев ничего не понял. Антипия, обмотав руку шелками, вырвала у него кольцо и опустила на стол так осторожно, словно оно могло взорваться. – Никогда, – сказала она Кристине. – Никогда не передавайте это кольцо из рук в руки! И никакое не передавайте! Вместе с кольцом вы отдаете весь цикл вашего бытия! Поле может замкнуться. Кольцо можно только положить, лучше всего на деревянную поверхность. Дерево немного нейтрализует течение силы. – Можно посмотреть? – перебил ее Василий Васильевич, который и про кольцо-то спросил просто так, потому что ему нравилась Кристина. Изумруд – если настоящий, конечно, – был каких-то невиданных размеров. На самом деле Меркурьев никогда не видел таких камней! Может, только на экскурсии в Грановитую палату в далеком детстве. Стас подошел и тоже стал рассматривать. Изумруд был огранен особым образом, в мельчайших гранях плескался и переливался свет, и от этого казалось, что камень светится сам по себе. При такой огранке, подумал Василий Васильевич, достаточно малейшего источника света, и камень будет загораться, как будто внутри у него лампочка. – Ничего не понимаю в женских штучках, – сказал Стас. – Но эта красивая. Дайте я гляну. – Только через стол! – вновь вскричала Антипия, и Василий Васильевич чуть было не уронил «штучку». – Где оно сделано? – спросила Софья с интересом. – Италия, что ли? – Изумруд индийский, – ответила Кристина беззаботно. – А где кольцо сделано, понятия не имею. – Он что, настоящий?! – Ну да. – Не может быть, – произнесла Софья почти с ужасом. – Не бывает таких настоящих! Сколько в нем карат? – Не знаю. Что-то около двенадцати, кажется. Оправлен камень был очень просто – двойная полоска темного золота и больше ничего. Василий Васильевич смекнул, что две полоски придуманы неспроста, на одной такой камень просто не удержался бы. – Оно очень старое, – сказала Кристина. – Прямо очень!.. Сейчас все говорят – фамильные драгоценности, фамильные драгоценности! Раз от бабушки досталось, значит, фамильное. Этот изумруд бабушка получила от прабабушки, а та от ее бабушки, и так далее. Верните мне его, пожалуйста. Меркурьев отдал ей кольцо. Она водрузила его на палец и полюбовалась немного. – И что? – спросила Софья. – Бабушке от прабабушки, а дальше? – Дальше мы не знаем, – ответила Кристина. – Мы не разбирались. – Почему?! – Нельзя, – сказала студентка. – Запрещено. – Кем?! Крис пожала плечами и сказала, что, пожалуй, пойдет спать. У нее есть книжка «Старый Кенигсберг», она за нее еще не принималась, а ей к диплому нужно готовиться. Василий Васильевич проводил ее до чугунной лестницы. – Где здесь свет зажигается, не знаете? – Знаю, с той стороны. Там такая медная пупочка, потяните ее вверх. Василий Васильевич нашарил «пупочку» и потянул. В вышине затеплилась слабая люстра. Кофейная чашка и книга «Философия Канта» по-прежнему были на столе. Только «Философия» лежала страницами вниз. Меркурьев вздохнул, подошел и посмотрел. Книга была открыта на пятьдесят седьмой странице. «Философ не испытал в жизни ни сильных радостей, ни сильных страданий, которые приносят с собой страсти. Его внутренняя жизнь всегда находилась в состоянии равновесия. Кант представлял образец мудреца, и таким же он будет в глазах грядущих поколений, вознесенный на эту высоту своими заслугами в области философии и чистотой своей жизни». |