Онлайн книга «Элеанор Ригби»
|
— Ну, скажем так: «Ваша жизнь слишком проста. Вам заморочили голову, и вы боитесь прислушаться к внутреннему голосу, понимаете?» — Ну и?… — «Вы должны как можно скорее измениться, иначе ваша душа застынет и никогда не оттает. Знайте это. Разве вы сами о таком не задумывались?» — Звучит вполне мирно. — Лиз, вы представьте себя заурядной женщиной, у которой вся жизнь — работа, дом, магазин; и вдруг перед ней предстает этот… — Райнер воздержался от грубого словца, однако я прекрасно поняла: Клаус Кертец для него, что приличное бельмо в глазу. — Так, выходит, он маньяк? — Нет. Маньяк зацикливается на жертве, а герр Кертец живет обычной жизнью, пока какая-нибудь несчастная не перейдет ему дорогу. Вот тогда что-то в нем пробуждается, и он начинает действовать. — А какой типаж его интересует? — Как правило, ровесницы; поначалу никто не возражает, поскольку этот парень высок, строен и очень хорош собой. — Господин Кертец когда-нибудь донимал мужчин? — Нет. Мы несколько раз его допрашивали — забавно, он считает, что мужчины заведомо обречены, все до единого, и поэтому возиться с ними бессмысленно. Только женщин можно спасти. Оттого их и рождается чуть больше, а значит, у человечества еще есть надежда. Он постоянно апеллирует к статистике. Я поинтересовалась: — А он нападал на женщин в прямом смысле слова? «Интересно, как насчет меня?» — О нет. Кертец — нарушитель спокойствия, а не насильник. По крайней мере мы так считали до поры до времени. Однако месяц назад нашлась одна дама, которой его докучливость осточертела. Однажды она возвращалась домой, в ее поле зрения нарисовался старый знакомец и завел прежнюю пластинку. Она уложила его приемом тэквондо и подала заявление в полицию, что меня невероятно порадовало. Наконец-то появилось юридическое основание для дальнейших действий. Во время одной интересной беседы Кертец рассказал о вас. Честно говоря, я не ожидал, что вы приедете. — Так со мной все случилось почти тридцать лет назад. Вряд ли вы сможете подвести юридическую базу под мои показания. — Может, и не смогу… — И все же я здесь, приехала… — Да. — Райнер, мне кажется, мы могли бы также мило побеседовать по телефону. — Формально да. — Дайте подумать с минутку. Мне было приятно узнать, что Клаус — не насильник, но что же произошло в тот вечер со мной? Байер, конечно, хотел, чтобы Кертец сам себя подвел под статью, и если при этом на улице станет одним насильником меньше — общество только выиграет. Однако мне предстояло переварить новость: оказывается, он — религиозный… Не знаю, как и назвать… Кто? Уличная проститутка?… — Скажите, хотя бы одной из этих женщин пришло в голову остановиться и спокойно с ним поговорить? — Я уже упомянул, что наш клиент хорош собой: он располагает к общению. — Так что же отталкивает его избранниц? — Думаю, женщины начинают понимать, что к действию его побуждает болезненное состояние, а не их индивидуальность. К тому же его подтрунивания — может быть, я выразился не совсем точно — кажутся им подозрительными. — Почему вы так решили? — Встретитесь — сделаете свои выводы. Я уже представляла себе Клауса Кертеца: тот же Джереми, только старше, не знавший скитаний по сиротским домам и чужим семьям, не больной рассеянным склерозом, и на лице нет печати постоянной борьбы за существование. Я сказала: — Когда мы вернемся в вашу контору, вы мне покажете еще пару снимков? — Нет смысла. Я покажу их вам здесь и сейчас. Он открыл кожаный дипломат и извлек знакомый мне виниловый фотоальбом. Отставил бокалы с водой, и я разложила альбом на столе. Я увидела с дюжину фотографий, охватывающих последние лет десять; годы Клауса не портили, единственное, что выдавало возраст, — морщины на лбу и глубокие складки, которые пролегли от уголков носа к губам. — Он похож на Джереми? — Да. Вылитый сын. — Что вы чувствуете, глядя на эти снимки? Впервые в жизни я ощутила, как меня изучают: будто некий чужеродный объект тщательно фиксирует мои высказывания и реакции, выдает им оценки, классифицируя по самым невероятным категориям. Что ж, в Вене подобному происшествию самое место. — Что чувствую? Чувствую себя по-дурацки: я не помню этого Кертеца. Еще мне грустно — так не хватает Джереми. А сильнее всего знаете что? Надежда. Теперь мне известно, откуда взялся мой сын. — И вам все равно хочется увидеть герра Кертеца? — Очень хочется. — А не страшно? — Мне? Нет. — Не того, что на вас нападут, а скорее… — О чем вы? Райнер пожал плечами. — Не боитесь испытать разочарование? — В каком смысле? — Вы не боитесь испортить память о сыне? — Нет. Не поверю, пока не увижу его своими глазами. — Впрочем, должна признать, я понимала, что выпускаю «джинна из бутылки». Тогда австриец проговорил: — Ну что ж, готовьтесь к встрече. Я ответила: — Хорошо. И тут комната озарилась яркой вспышкой, и я чуть не потеряла сознание: голова раскалывалась. Когда первый спазм отпустил, я вернулась к действительности, оправляясь от потрясения. Райнер поинтересовался моим самочувствием. В зеркале, висевшем за его креслом, отражалось мертвенно-бледное лицо. Со мной никогда подобного не случалось, я даже не видела, как такое происходит с другими. — Лиз, я сейчас отвезу вас в отель. — Да ничего страшного. — Возможно, это от глутамата натрия. Его иногда добавляют в пищу для усиления вкуса. — Пожалуй, вы правы. — К сожалению, после всего, что я узнала во Франкфурте, головная боль была для меня уже не просто головной болью. Полицейский поймал такси и проводил меня до отеля; я проспала до рассвета следующего дня — то есть до сегодняшнего утра. Мы договорились встретиться в ратуше в три пополудни. Могу только порадоваться, что под рукой оказалась ручка и клочок бумаги, чтобы скоротать ожидание. Через полчаса выходить. Что ж, буду собираться. Пока ехали в ратушу, голова гудела, как доменная печь. Чувствовала я себя кошмарно. Райнер ждал у парадного входа, и мы проследовали в священную прохладу по мраморным полам, за сотни лет натертым до блеска кожаными башмаками знати. Мы поднялись на второй этаж, прошли в конец длинного коридора и остановились перед деревянной дверью. В ее верхней части было окошко из рифленого стекла, за которым угадывался силуэт человека. |