Онлайн книга «Страсти и скорби Жозефины Богарне»
|
Он полон оптимизма. — Мое правительство будет правительством духа и юности, — говорит он, в то время как по улицам толпами ходят нищие, повсюду орудуют шайки грабителей, а национальный долг огромен. Бонапарт не упускает ни одной мелочи. Сегодня утром, например, приказал завезти из Швейцарии быков, чтобы улучшить породу французских стад, а вдоль дорог — высадить деревья. Министры выбиваются из сил, чтобы не отстать от него, ибо он требует ежедневных отчетов. По вечерам, когда нормальные люди отдыхают, обессиленные событиями дня, он с тем же рвением занимается «нашим проектом». Я замужем не за человеком, а за ураганом! 29 ноября — Простите, мадам Бонапарт, мадам Тальен не принимает. Не принимает меня. Без даты Бонапарт сходит с ума, работая над новой конституцией вместе с Сийесом, который одновременно и медлителен, и нелогичен. За высокую плату Сийес согласился наконец отказаться от участия в этой работе. Теперь — я молюсь об этом — дело пойдет на лад. 24 декабря, сочельник На улицах шумно празднуют. Объявлено о новой конституции. — Революция окончена! — кричат люди, льются слезы. Правда? Хотелось бы в это верить… 25 декабря, Рождество С утра собралась вся семья: тетушка Дезире, Гортензия и Эжен. Лютый мороз не позволил привезти сюда и маркиза. Мы показывали тетушке Дезире усадьбу и разговаривали. Она восхищалась новейшими черными кухонными плитами с угольной жаровней и всем прочим, а также замысловатой системой шнуров и колокольчиков для вызова прислуги. Дети настояли на том, чтобы показать тетушке все тайные проходы (мне по-прежнему слышался тихий смех Барраса). Тетушка Дезире оставила мне подробные указания о том, как правильно чистить серебро порошком Годдарда, а также парчу на стенах (надо водить щеткой сверху вниз, затем протереть мягкой шелковой тряпочкой). К счастью, выдалась спокойная минутка перед подготовкой к встрече Бонапартов сегодня вечером. Сам Бонапарт сочиняет письмо английскому королю, в котором предлагает мир. Мир! Все мы полны оптимизма. 31 декабря Сегодня последний день восемнадцатого столетия. Кажется, все в Париже (кроме меня) предаются веселью и возлияниям — празднуют открыто, ибо Бонапарт милостиво разрешил отмечать христианские праздники. Довольно мудро, ибо было бы довольно странно не отметить смену столетия. 1 января 1800 года! Первый день нового века. Подумать только! Все, что я делаю, каждое мое движение несет с собой слабоощутимое, но радостное чувство новизны. Сегодня с утра мы с Бонапартом подольше оставались в большой пуховой постели, смеялись и шептались, поддразнивали друг друга и кокетничали, работали над «нашим проектом». Две недели назад у меня было некое подобие цветов. Я полна надежд. В тот же день, позже Сто пятьдесят семь наемных экипажей выстроились вдоль Дворца равенства, люди стоят в очереди за засахаренными каштанами и миндалем. — Прямо как при старом режиме, — заметил Эжен, смакуя засахаренный миндаль. Подбородок перепачкан сахарной пудрой. — Наверное, не все тогда было плохо, — добавил он, облизав губы. Без даты Каждый вечер читаю Бонапарту, пока он не заснет. [123] Это тихое время — драгоценные мгновения для нас. Он ласкает меня, потом мы говорим о нашей удивительной жизни, о великих свершениях, которые нам еще предстоят, об открывающихся впереди замечательных возможностях. Потом я читаю ему, обычно — из его любимого Оссиана. Сегодня вечером потертого томика в кожаном переплете на обычном месте возле кровати не оказалось. — Я сжег его, — сообщил Бонапарт скорее с горечью, чем с гневом. — Но почему? — Я была потрясена, ведь эту книгу он повсюду брал с собой. — Это фальшивка, — констатировал он. — В Шотландии подтвердили, сомнений нет. — Написано не Оссианом? — Мне просто не верилось. — Нет, кто-то выдавал за Оссиана собственные вирши. Всех одурачил! — сердито хмыкнул он. — Отсюда следует, что доверять нельзя ничему. — Но, Бонапарт, красоты, переданной словами, у этой поэмы не отнять. Некоторым вещам можно доверять абсолютно. Я положила ладонь ему на щеку. 2 января Принято новое официальное решение. «Переезжаем в Тюильри», — сообщил мне Бонапарт. Дворец королей династии Бурбонов. Дворец казненных короля и королевы. 3 января Мими стояла на грязной булыжной мостовой, разглядывая фасад дворца Тюильри. Повсюду на стенах виднелись непристойные надписи, революционные эмблемы и лозунги. На булыжной мостовой — темные пятна. Боюсь, что крови. — Ну и бардак, — хмурясь, сказала Мими. Двери не поддавались — так давно сюда никто не входил. Архитектор и журналист налегли вдвоем, но так и не смогли сдвинуть с места ссохшиеся створки. Тогда на двери бросился Бонапарт — и те распахнулись, а он полетел кубарем под наш общий смех. — Как просто вам войти в королевский дворец, консул, — заметил журналист. — Можно подумать, вас здесь ожидали. — Теперь мы называем это Дворцом правительства, — поправил его Бонапарт. — Да, консул! — Журналист достал бумагу и карандаш. Я вгляделась в полутьму огромного пространства; окна высоки, грязны, некоторые заколочены. Здесь было даже холоднее, чем на улице, но воздух затхлый. — Перебраться сюда будет непросто, — сказал Бонапарт, отряхивая плечо сюртука. — Жить здесь тоже будет непросто. Антуан, давай факелы! — приказал он кучеру. — Мне страной управлять надо. — И шали! — крикнула я вдогонку. — Я принесу, — махнула рукой Мими и побежала по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Со стороны мы напоминали средневековую процессию, затеявшую какой-нибудь древний обряд, посвященный дню Страшного суда. Антуан смело шел впереди, высоко держа факел в одной руке, а второй стучал палкой по стенам — разгонял крыс. — Ой! — воскликнула Мими, схватив меня за руку. — Это, должно быть, королевские покои, — предположил Бонапарт, рассматривая план дворца. Он поднял голову и осмотрелся. — Тут будет мой кабинет. А принимать буду там — в комнате с троном. Мы спустились на один этаж; здесь было темнее, холоднее, и воздух показался мне еще более затхлым — такими мы нашли покои королевы. |