Онлайн книга «Страсти и скорби Жозефины Богарне»
|
— На Эльбу, ваше величество. Меня… — Где находится эта Эльба? — Эльба — маленький островок в Средиземном море, ваше величество, отделенный от Италии проливом Пьомбино. Меня… — Это совсем крошечный островок, не так ли, мсье? — От одной до трех с половиной лиг в ширину, ваше величество, шесть лиг в длину. Меня… — Но это меньше, чем парк в Мальмезоне! — Не припомню размеров вашего парка, ваше величество. Меня… — Вы видели императора, мсье де Мосьен? Вы говорили с ним? — Я видел его, ваше величество, но нет, не говорил с ним. Меня… — Пожалуйста, скажите мне: как он выглядел? Мсье де Мосьен сдвинул брови в раздумьях. — Как император, ваше величество. Я прижала кулак к губам. Если бы я могла увидеть Бонапарта! Я бы с первого взгляда поняла, как он себя чувствует. Я бы сразу поняла, спал ли он, ел ли, в порядке ли его желудок — ох этот капризный желудок! Я бы по резкости его движений поняла, угрожает ли ему припадок падучей. — Да, конечно, — слабо проговорила я, наконец опомнившись. — Не выглядел ли он… ну… как вам показалось? Я ждала ответа, утирая глаза манжетой рукава. Я понимала, конечно, что этот человек не мог видеть Бонапарта глазами его жены. — Ваше величество, меня попросил французский посол в России, граф де Виченца… — Де Коленкур? — Да, он попросил меня… — Де Коленкур сейчас с императором? — Благородный, аристократичный Арман де Коленкур. Мне было утешительно услышать, что он рядом с Бонапартом. — Да, ваше величество. Он специально послал меня сообщить вам, чтобы вы сделали, что можете. Эти последние слова он выпалил, опасаясь, что я снова его перебью. — Что это значит? — Вам надо искать милости для себя и ваших детей при дворе врага, ваше величество. 13 апреля Принесли записку от Армана де Коленкура. Он просит меня вернуться в Париж; это, по его словам, в моих же интересах. Мне приличествует показаться, изложить мое дело перед царем Александром. Вроде таково желание императора. А внизу — приписка аккуратным почерком секретаря: «Ваше Величество, надо срочно уговорить их милостиво обойтись с императором». Укладываю вещи. Пятница, 15 апреля, Мальмезон Я расстроилась, увидев русских стражников у ворот Мальмезона. Пыталась объяснить им, кто я такая, но меня пропустили только после появления моего смотрителя. — Что случилось? — в тревоге спросила я, ибо он хромал. Голова забинтована и одна рука висит на перевязи. — Казаки. Я пытался остановить их, ваше величество, но… — Смотритель пожал плечами, и это движение заставило его поморщиться. — Они успели отломить ножку от стола в прихожей, но на этом разгром и закончился. Орангутанг отогнал их подальше. И вот, вернувшись в свой дом, не веря своим глазам, я обнаружила, что бесценные его сокровища — в неприкосновенности. Если бы не русские у ворот, ничто здесь не сообщало бы о капитуляции Франции. Без даты На дворе смутные времена. Оказалось, у казаков те еще нравы: они спят, не снимая сапог. Театры в Париже закрылись только на день — день капитуляции Парижа. Актеры продолжали играть даже под пушечную пальбу. Жозеф Бонапарт приказал поднять белый флаг капитуляции, а затем исчез, даже не передав никому командование. Точно так же он поступил и в Мадриде — трус! Все в Париже носят белые розетки из лент — знак Бурбонов, повсюду их знамена. Неблагодарные! Приехал брат претендента на престол, граф д’Артуа, он носит напудренный парик с нелепой шляпой. Его слуги ходят в странных готических туниках с огромными крестами, свисающими из петлиц. Лавочникам теперь раздолье — никогда прежде они не распродавали так быстро свой товар. В Тюильри на месте имперских пчел поместили лилии Бурбонов. Тальма играет царя, толпа пыталась заставить его провозгласить: «Да здравствует король Людовик Восемнадцатый!», — но наш добрый друг не стал этого делать, ушел со сцены в слезах. Бедняга! Отец императрицы Марии-Луизы, император Австрии, средь бела дня прогуливался по Елисейским полям. Похоже, его нисколько не смущает тот факт, что он получил выгоду от несчастья дочери. Люди калечатся в давке, стремясь поклониться новому режиму, утверждают, что всей душою ненавидели «это чудовище» — Наполеона. Даже члены его семьи от него отступились. До чего же все это грустно! Почти полночь (не могу уснуть) Клари в своем чепце и с корзинкой из ивовых прутьев выглядела доброй хозяйкой. — Я боялась, вы меня не примете, — сказала она, теребя пальцем золотой крестик, висевший на желтой бархатной ленте у нее на шее. — Не в моем характере мстить, — ответила я не слишком искренне, ведь она предала Бонапарта, страну, меня. — Скажите, что привело вас ко мне? «И поскорее уходите», — подумала я. — Царь Александр умоляет о разрешении посетить вас. — Надо понимать, это ему вы теперь служите? — Помогаю, насколько это в моих силах, — задрала она свой острый носик. — Если не ошибаюсь, вы помогли врагу войти в Париж. Вас хорошо вознаградили? — Я не имела намерения уколоть вас. — Мне кажется, вам пора уходить. — Но согласитесь ли вы принять царя? Это пошло бы на пользу Наполеону. — Как вы смеете произносить его имя? Большая ваза упала на пол и разлетелась вдребезги. — Он убил герцога Энгиенского! — Дура! Если кто-то и виновен в гибели герцога, так это ваш приятель Талейран. Именно он убедил Бонапарта арестовать герцога! — Он предупреждал меня, что именно так вы и скажете. Дрожа всем телом, я сделала два шага ей навстречу. — Простите меня, ваше величество, — прошептала она, пятясь к двери. Суббота, 16 апреля Царь Александр прибыл в сопровождении немногочисленной охраны. — Это большая честь для меня, — сказал он, поклонившись мне. Царь привлекателен, средних лет (тридцать пять? тридцать шесть?), он впечатляюще высок, у него золотистые кудри, бледно-голубые глаза. Я удивилась такому проявлению почтения с его стороны (и успокоилась немного). В конце концов, я — бывшая жена бывшего императора, а он — победитель, правитель одной из могущественнейших стран мира. — Ваше величество, — ответила я, ненавидя себя в этот момент, — это вы оказываете мне честь. — Пока я говорила, Александр склонился ближе, и я вспомнила, что он немного глуховат. Тогда я повторила приветствие, повысив голос и слегка покраснев (я знала, слуги меня слышат). |