
Онлайн книга «Страсти и скорби Жозефины Богарне»
С приветом, Батай
Торн Мой друг, ожидаем императора со дня на день. Я пытался раздобыть еды для людей и сена для лошадей. Нам выделили триста быков и тридцать тысяч бушелей овса, но зерно зеленое, поэтому у лошадей начались колики, да и многие солдаты болеют дизентерией от кислого черного хлеба. С приветом, Батай
Сольдау Мой друг, из Торна дошли до Сольдау. Деревни в жалком состоянии. Князь Эжен спит в палатке, несмотря на холод. Нас восемьдесят тысяч человек, всех надо накормить, а осталось лишь несколько мешков зерна. С приветом, Батай
Поздно вечером Плоцк, Торн, Сольдау… Я нашла в кабинете Бонапарта карту и слежу за продвижением нашей армии. Как она далеко! Мой друг, мы уже в России, ищем вражескую армию, чтобы с нею сразиться. Тут все унылые пейзажи — ничего, кроме деревьев (все больше березы) да песка. Уже больше десяти часов вечера, но светло настолько, что я пишу без свечи. Солнце будит нас уже в два часа ночи. Твой Батай
Витебск Мой друг, может ли так продолжаться? Днем жаримся, ночью замерзаем. У нас более трехсот больных — люди умирают от солнечных ударов. Погибли тысячи лошадей. Вчера вечером приезжал император. Он настаивает на наступлении на Смоленск. Это продлится еще десять дней, если выживем. Прощай. Батай
3 декабря, Мальмезон Я сама не своя от неопределенности. Письма Батая, с одной стороны, приоткрывают завесу тайны, с другой — повергают в уныние. Все утро работала в теплице с садовниками, но мои мысли обращены на северо-восток — к России, к этой далекой бесплодной земле. Мой друг, добрались до Смоленска, это куча дымящихся развалин. Москва «всего» в ста милях от нас, как говорит император, но даже и одна миля нас убьет. Чем дольше мы преследуем врага, тем дальше мы от дома, тем дальше от нас пища и пристанище. С приветом, Батай
Мой друг, русская армия остановилась, — значит, по крайней мере, будет битва. Взяли в плен несколько казаков: кривоногие дикари. Они глотают бренди, словно простую воду, и тянут стаканы, чтобы им налили еще. Лошади у них коренастые и с длинными хвостами. На казаков произвел сильное впечатление король Мюрат с его плюмажем и пышной одеждой. Они просили его стать их «гетманом». С приветом, Батай
Мой друг, было много крови. Князь Эжен собирал свой корпус, когда тысячи казаков напали на его резерв. Он галопом помчался назад, чтобы встретиться с ними лицом к лицу. Да, это победа, но досталась она дорогой ценой. Прощай, дорогой друг. Батай
Мой друг, мы поднялись на холм, и стал виден город. Солдаты бросились бежать с криками: «Москва! Москва!» Шпили башен и купола в форме луковиц сверкали на солнце, как мираж. Это и был мираж, ибо русские, варварский народ, лишенный всякой чести, подожгли свой город, одну из прекраснейших столиц Европы. Я пишу, а пламя озаряет небо. Мы укрылись в деревянном домишке за городом. Ландшафт унылый: капустные поля — и ничего более. С приветом, Батай
Мой друг, царь не ответил на предложение императора о мире. Король Мюрат убедил Бонапарта, что русские воинские части пребывают в хаосе, а казаки готовы прекратить сопротивление. Поэтому мы продолжаем наступать. С приветом, Батай
Мой друг, король Мюрат потерпел поражение от казаков, так что мы снова в походе, направляемся домой. Доберемся ли? Мы представляем собой печальное зрелище: солдаты толкают тачки с награбленными сокровищами, за войском тянется толпа куртизанок. Пушки увязают в грязи. Навеки твой. Батай
Мой друг, князь Эжен дал славное сражение, достойное быть воспетым, но у нас тяжелые потери, да еще от мороза за одну ночь охромели сотни лошадей. Вследствие этого император приказал выкинуть содержимое телег в озеро. Мы смотрели, как уходят под лед бесценные произведения искусства. Последним, точно какое-то ужасное предзнаменование, там исчез огромный крест Ивана Грозного. Нас то и дело донимают казаки — окружают нас, гикая, как дикие звери. Мы бредем в ледяном тумане на краю света. Батай
Без даты — Ваше величество, быть может, вам будет угодно, чтобы я больше не приносила писем? — спросила мадемуазель Орели, стискивая в руках шляпку. — Нет-нет! Пожалуйста, приносите, — сказала я и в знак благодарности подарила ей два своих кольца. Мой друг, остатки Великой армии сгинули в ледяных болотах. На тех из нас, кому повезло избежать смерти во льдах, налетели казаки. Князь Эжен сумел сберечь то, что осталось от его корпуса. Удача по-прежнему с ним, какая ни есть: под князем уже убито две лошади. Батай
Четверг, 17 декабря, прохладно Отчаяние висит над Парижем. Истинные масштабы потерь в России — гибель стольких людей — наконец предала гласности газета «Монитёр». Сердца парижанок полны ужасного предчувствия: их любимые, скорее всего, не вернутся домой. Я больна от страха за Эжена и Бонапарта. Суббота, 19 декабря, Мальмезон От вида знакомого курьера Бонапарта, галопом пролетевшего по аллее, у меня остановилось сердце. Я распахнула окно и выглянула: — Мсье Мусташ! Что случилось? — Император во дворце! — прокричал он мне в ответ. — Бонапарт? Он в Париже? Как такое возможно? Тяжело дышавший Мусташ кивнул: — Он послал меня сообщить вам. И сказать, что ваш сын здоров. Это последнее, что я помню, ибо упала без чувств. Воскресенье В своей медвежьей шубе и шапке Бонапарт сам походил на казака. Лицо темное от загара. — Я не могу остаться надолго. — Он взял мою руку и долго не выпускал. — Выйдемте из дома. Мы сели на холодную каменную скамью под тюльпанным деревом. Его ветви были голы, зимний сад сер и лишен характерных черт. Я слушала рассказ Бонапарта со слезами на глазах. Он поспешил назад, чтобы успокоить чернь, по его собственному выражению. Боялся, что народ взбунтуется, узнав правду о потерях. Кампания была бы славная, если бы русская зима не наступила так рано и не оказалась такой суровой. Теперь ему всего-навсего надо набрать новую армию. |