Книга Волшебник и узурпатор, страница 39 – Кристофер Сташеф

В центре толпы мудрец сел прямо на землю и взглянул на спорящих.

— Добрый день, друзья мои!

Жители деревни в ответ смущенно пробормотали слова приветствия.

— Ты вовремя пришел, о мудрейший, — сказал отец Шубы. — Кому мы обязаны твоим визитом?

— Конечно же, Алой Роте, друг мой, — ответил мудрец.

Гар неожиданно напрягся, и Алеа даже испугалась, как бы он не переломился пополам.

— Когда я вышел приветствовать восход солнца, — объяснил мудрец, — на земле перед моей дверью был начертан знак тревоги, а рядом с ним другой — знак вашей деревни.

— Как они так быстро узнали? — пробормотал один мужчина.

— Да они же знают все! — шикнул на него другой. — Тише!

Я хочу послушать мудреца!

— Что же стало причиной беспокойства? — спросил мудрец.

Отец Шубы присел на корточки рядом с ним.

— Агнели ждала ребенка от моего сына, но отказалась жить с ним, потому что полюбила другого мужчину, а тот не ответил ей взаимностью. Этой ночью ребенок появился на свет, и Агнели наконец назвала имя его отца, но Шуба отказывается признать ребенка.

— Он обязан обеспечивать своего ребенка! — настаивал отец Агнели, сев рядом с мудрецом.

По очереди мужчины расположились кругом. Женщины облегченно вздохнули.

— Согласно обычаю, если родители ребенка не живут вместе, его растит вся деревня, — задумчиво произнес мудрец.

— Это так, о мудрейший, — сказал Шуба, — но мне не выпало счастья прожить с Агнели и одного дня.

— Ты имел счастье провести в ее объятиях ночь, — хмуро заметил один из юношей.

— Не правда! — с горячностью воскликнул Шуба. — Я был с ней всего час, не больше! Она сама отказалась провести в моих объятиях ночь, чтобы вместе встретить рассвет.

Среди собравшихся пробежал ропот.

— Он говорит правду.

— Верно, чувственное наслаждение лишь часть соития между мужчиной и женщиной.

— И притом малая, — добавил кто-то.

— Зато какое счастье проснуться, сжимая любимую в объятиях.

Алеа почувствовала, как местные мужчины выросли в ее глазах. Она встретилась взглядом с Гаром. Судя по всему, услышанное произвело немалое впечатление и на него.

— И ты настаиваешь, что отказываешься от счастья заговорить со своей дочерью, когда ей исполнится три года? — спросил мудрец.

Шуба открыл было рот, но передумал и ничего не сказал.

— А когда ей будет восемь, — продолжал мудрец, — придет ли она к тебе, чтобы показать выпавшего из гнезда птенца? Или же отвернется от тебя, как сегодня ты отворачиваешься от нее?

— Я не стану спать в одном доме с ней! — воскликнул Шуба, но на лице его уже читалось сожаление.

— Этого не будет, — подтвердил мудрец, — но мало кто из нас имеет все, что желал бы иметь, или получает от имеющегося всю ту радость, о которой мечтает. Уж лучше довольствоваться тем счастьем, какое мы имеем, радоваться тем малым радостям, что доступны нам, вместо того чтобы провести всю жизнь в напрасном ожидании чего-то большего.

Шуба с тоской в глазах посмотрел на ребенка, но все-таки продолжал упираться:

— Даже если я и не признаю ее своей, то все равно буду вносить свою лепту в ее воспитание наравне с другими мужчинами деревни.

— Верно, — заметил мудрец, — но не более того. Но тогда с какой стати она станет делиться с тобой своими радостями и горестями больше, чем с кем-то другим.

Шуба повесил голову, хмуро уставясь в землю. Собравшиеся не проронили ни слова.

— В таком случае твой конфликт — это конфликт с самим собой, — тихо произнес мудрец. — Чего бы ты желал для себя? Любви ребенка или мести за унижение?

Шуба продолжал тупо смотреть себе под ноги.

— Люди появляются на свет с пустыми сердцами, — продолжал мудрец, — по мере взросления мы наполняем их любовью и радостью, ненавистью и болью. Первое делает наши сердца легкими и лучистыми, второе — жесткими и тяжелыми. Скажи мне, с чем в груди ты хотел бы прожить всю свою жизнь — с алмазом или куском свинца?

Шуба с видимой неохотой поднял голову и медленно кивнул.

— Ребенок мой.

* * *

— Выходит, можно обойтись без суда и судьи, — негромко заметила Алеа, когда они с Гаром надевали заплечные мешки.

— Неужели? — удивился Гар и заглянул ей в глаза. — А я-то думал, что там был и суд и судья.

— Нет, там был учитель, и он давал советы, как жить, — с горячностью возразила Алеа.

— А разве судья не делает то же самое?

— Крайне редко! Кстати, а где же тогда его приставы и стражники? Почему я их не увидела?

— А еще полицейских, — добавил Гар. — Их ведь тоже не было видно. И все-таки они там незримо присутствовали. Кто-то же поставил в известность Алую Роту, а те — мудреца.

— То есть Алая Рота — что-то вроде судебного пристава?

— Или по меньшей мере околоточного надзирателя.

Пришлось прекратить разговор, потому что к ним, в сопровождении доброй половины деревни, подошел Шуба с родителями.

— Благодарю тебя, о женщина, что спасла жизнь моему ребенку, — произнес он, воздев к Алеа сложенные ладони.

Алеа едва не брякнула, что он должен благодарить Гара, но вовремя остановилась.

— Всегда рада помочь, друг мой. Твоя радость — и моя тоже.

— Да будет так всегда! — воскликнул Шуба. — Позволь мне в память о нашей общей радости преподнести тебе подарок!

Он раскрыл ладони, и у девушки перехватило дыхание — там сидела золотая птичка. Вместо глаз у нее были вставлены рубины, а по кромке крыльев переливались алмазы.

— Я не могу принять столь дорогой дар за пару часов работы, — воскликнула она в замешательстве.

— Нет, за жизнь моей дочери, — поправил Шуба и положил птичку ей в руку. — Возьми мой дар, о женщина, и всякий раз как будешь смотреть на него, помолись за меня и Агнели.

Алеа заглянула юноше в глаза и увидела там мольбу. А еще поняла, что кто бы ни был сейчас мил сердцу Агнели, Шуба продолжал любить ее.

— Я буду молиться за вас обоих, — пообещала она, — нет, лучше за всех троих.

К ней подошла мать юноши.

— Спрячь птичку поглубже в свой мешок, моя милая. По дорогам по-прежнему рыщет генерал Малахи со своим отребьем. Пусть они и величают себя солдатами, но как были бандитами, так бандитами и останутся.

— Мудрец говорит, что генерал покорил еще одну деревню, — произнес кто-то из мужчин, насупив брови.

— Так и вам известен этот предводитель разбойников, — заметил скрипучим старческим голосом Гар.