Онлайн книга «Игры для взрослых мальчиков»
Бориска растерялся от неожиданного вопроса. — Я… это… У меня часы там… в рюкзаке. Чтобы не замочить. Я положил их в кармашек. Это неправильно? — Неправильно то, что ты не умеешь определять время без часов. — А как это? Мальчишеское любопытство начало осторожно выглядывать из-под грубого панциря обиды. — Как, как… Чтобы помощник не подумал, что он подлизывается, Глеб продолжал ворчливо. — Когда у нас соревнования в крепости? — По плану в семнадцать ноль ноль. — Успеваем? — Не знаю… — Ниняю! Глеб смешно передразнил его, и Бориска впервые за последние сорок минут улыбнулся. — Учись. Поводив из-под приставленной ладони пристальным, «капитанским» взором по горизонту, Глеб Никитин озабоченно приложил указательный палец к деревянному дубовому планширю борта, что-то пошептал про себя, еще раз, для верности взглянул на солнце, на тень от пальца на борту и уверенно обрадовал собеседника. — Успеваем! Сейчас шестнадцать часов пятнадцать минут. Движемся по графику. — Не-е, наверно, еще и четырех-то нет! Как ты мог без часов-то время определить?! Колдовал чего-то… Бориска был готов поклясться, что за все время нахождения в его шлюпке капитан Глеб ни разу не смотрел на свои часы. — Старая штурманская болезнь. Не отрываясь от румпеля, Бориска нагнулся вперед и без спроса завернул рукав ближнего к нему Хиггинса. Нахмурил выгоревшие брови, пошевелил губами. — А на сколько датское время от нашего отличается? Смеясь, Глеб ответил. Бориска еще немного что-то повычислял в своем уме и расплылся в широченной улыбке. — Ух, почти точно угадал! Сейчас восемнадцать минут пятого! Как это ты, Глеб?! — Штурмана, даже старенькие, даже которые на пенсии, время не угадывают, а определяют. Компренде? — А меня научишь?! — Ка-нечно! Мир был спасен. Нехитрым способом и не самым злым обманом радость и хорошее настроение были возвращены в истерзанную младенческую душу. На крепостной дороге Глеб нарочно сделал так, чтобы они с Бориской ненамного отстали от общей компании. — Пояснить можешь, почему Хиггинс так яростно бросился тебя защищать на острове? Приставал он к тебе? — Чего? — Ну, в губы целоваться не предлагал по-дружески? — Нет, что ты, Глеб! Он же просто так! Джон хороший! А знаешь, какой он парикмахер, настоящий мастер! Мы с ним разговаривали на эту тему, я про папу моего ему рассказал, про его работу, и где я учусь, вот Джон и обрадовался. Конфеты мне оставлял, когда мы все вместе завтракали. Вот и все… — Мастер, говоришь… Легко улыбнувшись, Глеб Никитин сильно, по-дружески, хлопнул мальчишку по спине. — Конфеты — это хорошо. Но если этот куафер не в ту сторону руки распустит, то я ему все ноги враз выдергаю. Обещаю. Так и переведи мое пожелание своему коллеге. О'кей? — Загляну и в милицию. — Они еще ничего не знают? Ты им не звонил? Нервничая, Ян кусал губы. Истинная причина сильного волнения Усманцева-младшего пока еще оставалась загадкой для Глеба. Спрашивать об этом парня было преждевременно, а бессмысленно гадать он просто не хотел. — Погоняй их как следует по полосе препятствий. Спать будут крепче — тебе же меньше забот. — А ты, вообще, куда еще, кроме милиции-то… К своему Робинзону? Проверить, как там у них дела? — Почти. К Пятнице. Заведенная «техничка» стояла у крепостных ворот. — Глеб! Тот, кто его окликнул, вышел незаметно из-за кузова машины. И, судя по всему, специально ждал окончания их разговора с Яном. — Сейчас уже вечер. Ты же уезжаешь по личным причинам? Я тоже хочу. Тиади издевался, но был бледен. — Мне тоже нужно очень. Бельгиец был жалок в своих напрасных разговорах. Глеб в очередной раз внимательно посмотрел на него. — Я просил тебя помогать мне… Ты помнишь еще об этом? — Но ведь Ян уже здесь и очень хорошо командует! На той же терпеливой ноте капитан Глеб продолжал. — Повторяю еще раз. Когда я уезжаю из лагеря — ты остаешься здесь. Без обсуждений. Наш Ян еще не пришел в себя после смерти отца. А Бориска — мальчишка. — Но мне нечего здесь сейчас делать! Я заплатил деньги не за тюрьму! Я хочу делать то, что мне нравится! Тиади отшатнулся от протянутой к нему руки. — Я хочу… — Все, я сказал! Глеб рявкнул в лицо бельгийца негромко, но ничуть не скрывая своего значительного бешенства. И снова увидел истерику. Мгновенно вспотев, Тиади громко задышал, задрожал поднятыми к подбородку руками и скрюченными пальцами. — Это нечестно! Неправильно! Я знаю — ты едешь к своей женщине! Ты сегодня будешь с женщиной, а мне нельзя?! Ты, ты… Глеб пристально посмотрел на мелкие пузырьки пены в уголках красных губ. — Приятель, ты подозрительно точно осведомлен о моих стратегических планах. И, шагнув в сторону от Тиади, обернулся на того уже с усмешкой. — Все гораздо проще, чем ты себе тут напридумывал. Наша команда «Джин» проиграла, а у меня сегодня совсем нет настроения мыть общую посуду. Поэтому и уезжаю. Тишина. Тихое ожидание чего-то… Свет большого низкого абажура отодвинул в дальнюю темноту пустые ненужные концы стола. Тикали смешные железные часы на стене, щелкали редко и глухо короткие березовые полешки в камине. — Ты сюда по делам или как? Подперев щеку рукой, Инга уютно устроилась напротив Глеба и с внимательной улыбкой рассматривала шрамы на его лице. — Ешь, ешь, не торопись!.. Они были одни. — Боюсь скатерть твою накрахмаленную одеждами испачкать, робею. После недели этих военных игрушек я сейчас безобразно чумазый. Только что от костра, ополоснулся вот напоследок немного в заливе. — Давай, я постираю… — Ну, что вы, миледи! Инга как-то случайно поправила среди тарелок на столе аккуратную соломенную корзиночку с хлебом и, дрожа губами, снова улыбнулась Глебу. — И это ты тоже помнишь. Что за чудесные изобретения — нож и вилка! Конечно, с голодухи можно и макароны алюминиевой ложкой на природе наворачивать с удовольствием, но иные чувства вызывает в странствующем мужчине такая тяжелая и блестящая бытовая сталь… Да еще если кто-то заботливый вдруг поставит рядом мягкое ароматное масло и свежий упругий хлеб. |