Книга Райский сад, страница 54 – Эрнест Хемингуэй

– Нельзя отпускать ее одну, Дэвид.

– Да знаю я.

– И что ты собираешься делать?

– Не знаю. Пока давай просто посидим. Сейчас некуда спешить. Я думаю, она устала и легла спать. Я бы тоже поспал, но с тобой и так, чтобы проснуться, а рассказы на месте, и я снова могу идти и спокойно работать.

– Так и будет. Ты будешь просыпаться рядом со мной и работать так же хорошо, как сегодня утром.

– Ты ужасно хорошая, Марита. Могла ли ты представить, на что себя обрекаешь, когда приехала сюда в первый раз?

– Ты меня недооцениваешь. Я прекрасно понимала, что меня ждет.

– Конечно, мы оба все понимаем. Выпьешь еще?

– Выпью, если ты тоже будешь, – сказала Марита и добавила: – Я только не знала, что будет схватка.

– И я не знал.

– Но твоим противником стало время.

– Не время, а Кэтрин.

– Только потому, что для нее время течет по-другому. И она от этого в панике. Вот ты сказал, что сегодня все произошло из-за того, что она слишком спешила. Я так не думаю, но главное ты угадал. В этой схватке твоим противником было время. Удивительно, как ты столько времени продержался.

Было уже совсем поздно, когда Дэвид позвал официанта и расплатился, оставив ему хорошие чаевые. Он сел в машину, включил фары и, отпуская сцепление, вдруг почувствовал, как на него снова наваливается ужас прошедшего дня. Он снова все вспомнил так четко и ясно, словно только что заглянул в печку для мусора и увидел золу от своих тетрадей, тщательно перемешанную ручкой от метлы. С трудом нащупывая фарами дорогу, он медленно проехал по пустому и тихому вечернему городу, миновал порт и вырулил на шоссе. Он почувствовал, как Марита прислонилась к нему, и услышал ее голос:

– Я понимаю, Дэвид. Мне тоже больно.

– Не принимай близко к сердцу.

– Я рада разделить твою боль. Жаль, что нельзя ничего исправить, но мы как-нибудь переживем это.

– Хорошо бы.

– Переживем. Toi et moi ^[57].

Как только Марита с Дэвидом переступили порог гостиницы, к ним сразу же вышла мадам и протянула Дэвиду письмо.

– Мадам уехала на поезде в Биарриц и оставила письмо для месье.

Они перешли на кухню.

– Когда она уехала? – спросил Дэвид.

– Сразу после того, как уехали мадам и месье, – сказала мадам Ороль. – Она отправила нашего паренька на станцию за билетом и наказала ему купить место в спальном вагоне.

Дэвид начал читать письмо.

– Что вы будете есть? – сказала мадам. – Остался холодный цыпленок, салат. Сейчас будет готов омлет. Могу подать ягнятину, если месье пожелает. Что он будет есть, мадам?

Пока Марита с мадам разговаривали, Дэвид дочитал письмо. Он убрал его в карман и посмотрел на мадам Ороль.

– Вам не показалось, что она была не в себе?

– Пожалуй, что так, месье.

– Она вернется, – сказал Дэвид.

– Да, месье.

– Мы должны быть к ней повнимательнее.

– Да, месье, – всхлипнула мадам, переворачивая на сковородке омлет. Дэвид обнял ее за плечи и поцеловал. – Идите пока обсудите все с мадам, – сказала она, – а я накрою на стол. Ороль с парнишкой уехали в клуб – играть в белот ^[58] и болтать о политике.

– Я сама накрою, – сказала Марита. – Дэвид, открой, пожалуйста, вино. Как ты думаешь, мы можем выпить лансонского?

Дэвид закрыл дверь ледника, освободил горлышко холодной бутылки от сургуча, ослабил проволоку и начал осторожно вынимать пробку, зажав ее большим и указательным пальцами, чувствуя острие металлического ободка пробки и многообещающий холодок округлой высокой бутылки. Он мягко вытащил пробку и разлил вино по бокалам. Мадам взяла свой бокал и встала спиной к плите. Все трое подняли бокалы. Дэвид не знал, за что пить, поэтому сказал первое, что пришло в голову:

– А nous et à la libertе ^[59].

Они выпили, мадам разложила омлет по тарелкам, и они выпили еще, на этот раз молча.

– Поешь, пожалуйста, Дэвид, – сказала Марита.

– Хорошо, – сказал он, отпил еще глоток вина и медленно съел кусочек омлета.

– Поешь хоть немного, – настаивала Марита. – Тебе станет лучше.

Мадам посмотрела на Мариту и покачала головой.

– Оттого, что вы не будете есть, никому лучше не станет, – сказала она.

– Конечно, – сказал Дэвид.

Он медленно ел и пил шампанское, которое вспенивалось всякий раз, когда он наполнял бокал.

– Где она оставила машину? – спросил он.

– На станции. Парнишка проводил ее и привез ключи от машины. Они в вашей комнате.

– В вагоне было много народу?

– Нет. Он помог ей занести вещи в купе. Там было всего несколько пассажиров. Ей не придется тесниться.

– Да, это недешевый поезд, – сказал Дэвид.

– Поешьте цыпленка, – уговаривала мадам. – И пейте вино. Откройте еще бутылку. Ваши женщины умирают от жажды.

– Я не хочу пить, – сказала Марита.

– Хотите, хотите, – сказала мадам. – Выпейте и возьмите бутылку с собой. Это хорошее вино. Месье сейчас будет очень кстати бутылка хорошего вина.

– Я не хочу много пить, chérie ^[60], – сказал Дэвид мадам. – Завтра тяжелый день, и я должен быть в форме.

– Вы будете в полном порядке. Я же вас знаю. Только поешьте как следует. Хотя бы ради меня.

Через несколько минут она извинилась и сказала, что ей нужно ненадолго уйти. Дэвид наконец осилил цыпленка и съел весь салат, а когда мадам вернулась, они снова выпили вместе, после чего Дэвид с Маритой пожелали мадам, неожиданно сменившей тон на официальный, спокойной ночи и вышли на террасу полюбоваться ночным небом. Они так торопились, что не могли ждать. Дэвид нес недопитую бутылку в ведерке со льдом. Он поставил его на пол, привлек к себе Мариту и начал ее целовать. Они молча стояли, крепко обнявшись, потом Дэвид взял ведерко, и они направились в комнату Мариты.

Кровать была застелена на двоих, и Дэвид, поставив ведерко на пол, сказал:

– Мадам?

– Ну да, – подтвердила Марита. – Естественно.

Они лежали рядом. Ночь была ясная и прохладная, с моря дул легкий бриз.