Книга Однажды я выберу тебя, страница 53 – Эмма Скотт

Я взял шприц из ее руки и склонился над Эдвардом.

– Мистер Марш, – громко проговорил я, перекрывая его стоны. – Позвольте сделать вам укол. Вы почувствуете себя лучше.

– Л-лучше, – выплюнул он. – Н-н-нет ничего такого…

Но не сопротивлялся, когда Нина смазала его предплечье, а я ввел иглу в свободно свисающую кожу. Когда я нажал на шприц, он застонал громче, а потом, тяжело дыша, откинулся на подушки.

– Запишите время укола, – указал я Нине и Дейлу. – Если поднимется температура, немедленно позвоните Уэббу.

Они коротко кивнули, а я снова повернулся к Эдварду.

– Мистер Марш, попытайтесь немного поспать.

Он дернул головой из стороны в сторону, и я заметил, что лекарства начали действовать. Дрожал он уже не так сильно.

– М – М-Максвелл… ос-с-станься… – он протянул ко мне трясущуюся руку. Он походил на умирающую птицу со сломанными крыльями, хлопающими по простыне. Я попытался ожесточить свое сердце, но опустился на стул рядом с ним и накрыл его руку своей, делясь с ним силой.

Дрожь курсировала между нами, словно электрический ток. Он поднял на меня взгляд водянистых глаз. Из всего тела лишь только они и оставались неподвижны.

– На минутку, – проговорил я и кивнул Дейлу и Нине.

– Дилетанты, – тихо проворчал он, когда они вышли в соседнюю комнату. – Под-д-д… халимы б-бесхребетные.

– Подхалимы, – проговорил я. – Ну и словечко. Вполне в духе Эдди.

Он не обратил внимания.

– Я ув-важаю только с-стержень. Силу… не слабость. А я… т-теперь слабый.

Я кивнул.

– Я знаю.

– Н-неужели дошло до такого? С-столько р-работать… и ради чего? Ч-чтобы вот так умереть?

– Нет, – проговорил я. – Это не все. У вас двое сыновей.

Не переставая дрожать, он медленно ослабил стиснутые челюсти.

– Мои с-с-сыновья… У меня нет сыновей. Лишь плацебо. Заменители. А потом их м-мать умерла, и больше ничего не осталось.

Услышав его слова, я почувствовал, будто меня ударили в грудь.

– Это неправда. Они нечто гораздо большее. Оба.

Он сделал вид, что не услышал.

– Я отдал им все. Им не п-пришлось ни на что себе зарабатывать.

– Да, верно. Но всю жизнь они трудились ради одного. Единственного, что вы смогли бы дать и что вам бы ничего не стоило.

Он фыркнул.

– Ничто не дается даром. Мне никто ничего не дарил, и я этому рад. Я не м-м-мягкий. Может, слабый. Сейчас. Но не мягкий. А они – да. – Он перевел на меня водянистый взгляд. – У тебя есть хребет. Ты н-не мягкий.

– Нет, – согласился я, тяжело дыша. – Но, мистер Марш…

С удивительной силой он сжал мне руку.

– Тс-с-с. – Слюна пятнала его губы. – Больше ничего не говори. Ты мне нравишься. П-п-пусть так будет и впредь. Ты единственный, кто еще не разочаровал меня. Не н-н-начинай сейчас.

Мне следовало отпустить его руку. Иначе я словно предавал Сайласа. И самого себя.

Но в тот момент он оказался единственным отцом, держащим меня за руку.

* * *

Часом позже, вернувшись в свою комнату, я закрыл дверь и прошел в ванную. Плеснул в лицо холодной водой. Краснота вокруг рта, оставшаяся после прожегшего меня насквозь поцелуя Сайласа, уже начала спадать.

– Не стоит на него давить, – сказал я своему отражению.

Вытерев лицо, я вернулся в спальню. Сбросил ботинки и, улегшись на спину, уставился в потолок.

Моя новая мантра. «Не дави на Сайласа».

Снова ирония. Я-то хотел, чтобы он оказался рядом. Без одежды. И чтобы мы делили одно дыхание на двоих, смешивая пот и стоны. И плоть бы наша восстала, а тела переплелись. И уже невозможно стало бы различить, где кончаюсь я и начинается он…

«Боже…»

Я заерзал на кровати, когда плоть вновь проснулась, натягивая ткань джинсов.

Но я не знал всей истории Чисаны; лишь небольшие намеки на перенесенные им зверства.

Спустя семь лет он все еще переживал их последствия. Поцелуй с мужчиной, вероятно, стал сильным потрясением. Я молился лишь, чтобы он не сломался и не нырнул обратно в ту бесплодную пустошь, в которой жил. А я буду рядом, исполняя ту роль, что ему станет нужна.

«А если он напился? Или воспользовался своими связями, чтобы раздобыть таблетки? Ты и после этого не станешь на него давить?»

Сидящему во мне наставнику Анонимных наркоманов пришлось забыть про мантру.

Я перегнулся через край кровати, чтобы вытащить телефон из кармана куртки, затем перекатился на спину, решив написать Сайласу. Мобильник, что я держал в руке, вдруг зазвенел, напугав меня до ужаса, и я выронил его на кровать.

– Черт побери!

Я вгляделся в экран. Сестра. В прошлый раз, когда я говорил с ней по телефону, она сообщила, что отец не хочет со мной разговаривать. И именно тот ее звонок породил всю эту суматоху. Может быть, он передумал.

– Привет, Рэйчел.

– Привет, Макс, – проговорила она с сожалением в голосе, как и всегда в последнее время. – Я только что говорила с Моррисом. Мы едем в Сиэтл.

– Правда? – Мы с братом и сестрой уже лет десять не находились одновременно в одном и том же штате. – Когда?

– Скоро. Может, на следующей неделе.

– Ладно. – Я перенес телефон к другому уху. – Зачем?

– Хотим увидеться с тобой, болван, – проговорила она, натянуто рассмеявшись. – Мы по тебе скучаем.

Я крепко стиснул зубы, но глаза все равно зажгло от непролитых слез. Вместо того, чтобы притворяться, что последние семь лет я просто находился «далеко» и «занимался своими делами», теперь всем им пришлось бороться с реальностью моего присутствия.

– Макс?

– Прости. Да, было бы неплохо.

– Боже, мне так жаль. – Голос Рэйчел зазвучал глуше, когда она сказала кому-то из детей, племянников, которых я никогда не встречал: «Тише, мамочка говорит по телефону». Потом она снова вернулась. – Что я говорила?

– Что тебе жаль.

– Точно. Мне жаль, что все произошло таким образом. Мо тоже. Мы уехали подальше, занялись своими делами и просто… – она вздохнула. – Когда ты говорил, что все хорошо, было очень легко верить тебе на слово.

Я прикрыл глаза рукой.

– Знаю. Я всем говорил, что у меня все хорошо.

«Даже когда наркотики туманили мозг и я скитался по заброшенным зданиям».

– Мне все еще жаль, – проговорила сестра. – И я не хочу, чтобы стало слишком поздно.

– Не поздно, – медленно произнес я. – Но не стоит говорить об этом по телефону.