Книга Однажды я выберу тебя, страница 52 – Эмма Скотт

Но я смог произнести лишь первые два слова. Я снова жаждал его поцелуя. Он превратился в мой спасательный круг, и остановиться казалось подобием смерти.

Я скользнул руками вверх по его груди, зарылся в волосы, чуть замедляя ритм. Он уступил и, сжав мою челюсть рукой, углубил поцелуй. Я почувствовал, как у меня закружилась голова, перехватило дыхание. Я коснулся его языка своим, пососал нижнюю губу, потом двинулся вниз по подбородку, к горлу. Я покрывал горячими поцелуями его шею, но потом он обнял меня и чуть придержал.

Я не двигался. Уткнувшись в него лицом, я вдыхал аромат теплой кожи, существуя в полной темноте, а он цеплялся за меня. Потом я медленно поднял голову. Отразившиеся в его взгляде стыд и неуверенность разбили мое чертово сердце. Его мучили, приучая ничего не чувствовать, не доверять собственным ощущениям и желаниям. Считать их чем-то неправильным, плохим, неестественным.

«Черт побери тех засранцев и все, что с ним сделали».

– Эй, все в порядке.

Он положил руку мне на затылок, прижался лбом к моему лбу, и на лице его застыла маска боли. Несколько кратких мгновений мы дышали вместе, в унисон, хрипло… А потом он отстранился.

И когда он отступил на шаг, вытирая рот тыльной стороной ладони, то смотрел куда угодно, только не на меня. Он походил на выжившего после взрыва бомбы, ошеломленно и потерянно бредущего по обломкам.

– Сай…

Все еще не глядя на меня, жадно глотая воздух, он направился к машине. Не говоря ни слова, забрался в «Астон». Взревел мотор, выплюнув из-под колес кусочки гравия, и Сайлас исчез.

– Итак, это случилось, – пробормотал я темнеющему небу.

Привалившись к стене, я все еще ощущал на себе прикосновения Сайласа. Губы и подбородок горели, натертые жесткой щетиной. Ощущение жара и напор прижатого ко мне тела постепенно стирались. Возбужденная плоть, никогда прежде не казавшаяся столь настойчивой и безрассудной, медленно остывала. Несколько грубых поцелуев казались пределом мечтаний, и все же их явно не хватило. Его внезапный отъезд напоминал спуск с самой высокой горы, оставляющий после себя желание забраться еще выше.

Когда бурлящий в крови жар спал, я поправил одежду, приведя себя в надлежащий вид. Войдя в дом, я почувствовал витающие в воздухе ароматы ужина. Вероятно, нечто сложное и необычное. Не пицца и не попкорн. Окружавшая меня роскошь пыталась уничтожить простоту идеально проведенного дня, и я направился прямиком в комнату, надеясь ни с кем не столкнуться.

– Дражайший мистер Кауфман!

Сжавшись, я остановился у лестницы, ведущей в восточное крыло. И медленно обернулся.

– Привет, Эдди.

Он торжественно поклонился.

– Рад вас видеть, сэр, – начал он, затем склонил голову набок. Подняв взгляд, он изучил нижнюю половину моего лица, потом снова уставился в пол. – Я бы сказал… ваша кожа несколько покраснела в области рта. Вы хорошо себя чувствуете?

Я резко поднял руку, коснувшись подбородка.

– Хорошо. Я… в порядке.

– Прекрасно. Вы не видели моего брата? Когда мы пропустили субботний урок игры на пианино, я чрезмерно огорчился и надеялся наверстать упущенное.

– Я его не видел.

На мне все еще оставался запах Сайласа, а Эдди, казалось, ощущал все происходящее весьма необычно. Словно громоотвод, улавливающий в воздухе присутствие электричества. Собравшись с духом, я уже приготовился к тому, что сейчас Эдди на весь дом громко объявит, как мы с его братом тискали друг друга, будто от этого зависели наши жизни.

Я ненавидел себя за то, что приходится лгать. И мне не нравилось, что вбитый в Сайласа репаративной терапией стыд сокрушил его. Меня преследовали его слова:

«Что бы ты ни думал… все было намного хуже».

– Я устал, Эдди. Хочу пораньше лечь спать.

– Тогда ладно, – проговорил он, и в словах его сквозило разочарование. – Я вас оставлю.

А еще я ненавидел, что Эдди оказался в ловушке в этом доме и ему, должно быть, очень скучно. Настолько, что он выбрал себе для жизни другую эпоху. Может, просто для того, чтобы найти хоть какое-то занятие.

– Эй, Эдди, – позвал я, пока он еще не успел уйти. – Может, встретимся завтра после моей смены? Я могу попрактиковаться в игре на пианино, а ты будешь петь.

– Петь? – Он засмеялся, как ребенок, играющий в Санта-Клауса, – схватившись за несуществующий круглый живот и покачиваясь на пятках. – Вы, должно быть, ошиблись…

– Я слышал твою «Богемскую рапсодию». Ты неплохо справился.

– Посмотрим, посмотрим, – проговорил он и приподнял воображаемую шляпу. Но улыбался он широко. По крайней мере, уже что-то.

Я начал подниматься по лестнице, но тут у подножия возник Сезар.

– Мистер Кауфман, – произнес он, заложив руки за спину. – Прошу прощения. Понимаю, ваша смена только завтра, но с мистером Маршем сейчас довольно непросто. Он не позволяет сделать себе укол, настаивая, чтобы пришли вы.

– Почему я?

– Он говорит, что вы единственный медбрат, который – цитирую: «знает, черт возьми, что делает». Полагаю, так он пытается сказать, что вы ему нравитесь.

«Какая ирония».

– Я все сделаю, – проговорил я.

– Спасибо, Макс. Я это ценю. И он тоже, даже если никогда не скажет этого вслух.

Возле комнат Эдварда я заколебался, страх зазубренным камнем засел внутри. После того ужина я его больше не видел. Стоя за дверью, я попытался принять небрежный вид.

«Здравствуйте, мистер Марш, как вы себя чувствуете? Несколько минут назад мой язык был во рту у вашего сына».

Я подавил смех и почувствовал себя лучше… Пока не вспомнил, что Сайлас обязан своими страданиями именно Эдварду.

Страх испарился, и я удивленно попытался понять, почему все еще работаю здесь.

Внутри Дейл и Нина тщетно пытались убедить Эдварда, что ему нужно сделать укол Орвейла.

– О, слава богу, – проговорила Нина, увидев меня.

Дейл кивнул.

– Сегодня выдался тяжелый денек.

Это не вызывало сомнений. Эдвард жалобно застонал, пойманный в ловушку тела, которое тряслось и дрожало, словно ему было холодно.

«Как будто он лежал в хижине на Аляске посреди зимы…»

– М – М-Макс, – выдавил он, дрожа так сильно, что с трудом мог говорить. – Помоги м-м-мне…

– Сейчас, мистер Марш.

Я сбросил куртку и прошел в ванную, чтобы вымыть руки. Когда я вернулся, Дейл протянул мне пару латексных перчаток.

– Вы звонили доктору Уэббу? – спросил я.

Нина кивнула.

– Он сказал, если укол не подействует в течение часа, позвонить ему еще раз. Но так как наш пациент вообще не позволил нам ввести…