— Это поистине невообразимо! — воскликнул почтенный лекарь. — Ваше высочество, не могли бы вы рассказать, что именно вы только что сделали?
— Помолилась, — ответила, не веря своим глазам.
Это было чудо. Настоящее чудо, доказывающее, что иногда слышимый в голове голос действительно принадлежит богине.
Ко мне стремглав подлетел Тавр, в его глазах светилась неподдельная тревога. Мне тут же вспомнились слова Роаха: «Согласно древнему закону жрец не может быть правителем». Я поднялась было, но снова опустилась на лавку из-за свалившейся на меня усталости. Принц все понял по одному моему растерянному взгляду.
— Ее высочество очень устала, — сказал он с чувством. — Мы отправимся обратно во дворец, а Роман, сын Родрика из Золотой долины, расскажет вам о том способе, которым помог принцессе снять злые чары.
Все взгляды обратились к моему рыжему другу, который после секундного замешательства расплылся в улыбке.
— Магия воды и земли могут подпитывать друг друга… — начал он свое повествование, словно был лектором в академии.
Я не знала, что Роман собирается напеть, но звучало убедительно.
— О чем ты молилась, Мари? — спросил принц, едва мы ушли с территории больницы.
Он поддерживал меня, потому как сама я шла с трудом.
— О восстановлении справедливости. О том, что девушки не заслужили того, что с ними случилось.
— Тебя слышит богиня, отвечает тебе. Значит, справедливости быть… — со странной смесью гордости и печали сказал Тавр.
— Видимо так.
Принц вдруг повернул в сторону лабиринта, где во время праздничных пиршеств обычно уединялись пары. Я не придала значения смене направления, решив, что пройтись в тени деревьев куда как приятней. Тавр держал мою руку с благоговением, словно прикасался к чему-то святому.
— Ты ведь знаешь, что жрецы согласно своду древних законов не имеют права управлять государством? — спросил он, едва мы вошли под своды лабиринта, где зеленые стены создавали уютную тень.
Теперь понятно, почему принц повел меня этой дорогой. Есть забавное правило: «То, что происходит в лабиринте, остается там же». Когда-то я думала, что это касается только любовных утех аристократов, но позже мне объяснили, что за пределы зеленых стен не выйдет любой секрет — они были заколдованы.
— Да, Роах сказал мне.
— Обо всем-то он первым узнает… — Тавр горько усмехнулся.
От его слов мне стало неприятно, действительно, стоило рассказать ему о том разговоре в карете. Я попыталась оправдаться:
— Не думала, что это так важно. Закон старый, Роах и сам о нем не узнал бы, если бы не произошедшее с Теренисом.
В тот роковой день Чак-Чо, мой волшебный зверь-покровитель, перегрыз монарху горло. Только ему было позволено совершить такое злодеяние и остаться безнаказанным. Император для наших земель важен как солнце. Поэтому-то мы знали, что, как только мы с принцем официально примем бразды правления, покушения должны прекратиться.
— Это чудо будет не единственным в твоем исполнении. Но даже у этого слишком много свидетелей, от всех избавиться я не смогу, — задумчиво протянул Тавр.
Я сжала его руку, мне не понравилось сказанное.
— Что значит — избавиться от свидетелей?
Не ответив, принц спросил:
— Скажи мне, Мари, что ты любишь больше — империю или меня?
Я обдумывала вопрос, поставивший меня в тупик. Мы шли по закоулку лабиринта, где когда-то я вывалилась на него из ветвей густых кустов, образующих стены. Тогда Тавр посчитал, что таким способом я решила его соблазнить…
Наконец ответила:
— Я люблю тебя гораздо больше.
— Предложи я убежать тебе… Прямо сегодня. Оставить трон, бросить все… Уйти в Черный лес и жить там. Быть жрицей, принимать и спасать ведьм и защищать со мной пределы Черного леса. Ты пошла бы на это?
Его слова ввергли меня в ужас. Думала, больше всего на свете принц мечтает стать императором, но сейчас, видя, как он передвигается в тени деревьев, вдруг вспомнила, как менялся он в королевском бору. Вспомнила тот день, когда Тавр, я и Роман оживили Черный лес и принц как заколдованный бродил среди возрождающихся деревьев и выглядел счастливым. По-настоящему счастливым. Тогда я осознала, что обычно видела на его лице лишь бесконечную череду масок, а настоящий он — колдун, дитя природы.
— И кому тогда достанется империя? Пиявкам, что не брезгуют пить зелья Лорель? Тавр, я люблю тебя, но не смогу простить себе, если стану причиной смуты. Потому что смута — это смерти. Так что нет. Предложи ты мне бежать, я откажусь.
Самой стало горько от своих слов.
— Ты действительно куда лучший правитель, чем я.
— Почему ты спрашиваешь меня об этом?
— Да так, мандраж перед коронацией, — улыбнулся принц. — Ты ведь помнишь? Она уже через три дня…
Тавр так усердно готовился к нашей свадьбе, что я начисто забыла о его коронации. Словно свадьба была гораздо важнее того, что принц после положенного траура наконец примет принадлежащий ему по праву титул. Короновать Тавра должны были в храме четырех стихий, что располагался в центре столицы. В отличие от нашей свадьбы принц решил сделать церемонию скромной, а потом на улицах поставить праздничные столы, чтобы простой народ мог наесться до отвала. «Я не маг воды, — пояснил он мне свое решение, — поэтому церемонию лучше провести без помпы. Не стоит привлекать излишнее внимание к своей персоне».
— Забыла, — честно призналась.
Принц звонко чмокнул меня в нос в знак прощения.
— Просто не забудь встретить меня потом перед храмом. Внутрь не заходи. Никто не должен знать о том, кто ты такая. Когда-то ты скрывала, что являешься магом воды, сейчас прошу тебя скрыть, что ты избранница богини.
— Но почему, Тавр? Какая разница, избрана я или нет?
— Что ты знаешь о жрецах храмов четырех стихий?
— Они мужчины, долго обучаются, раз в неделю проводят службы…
Я не была религиозна. Всегда считала себя сквиром, полагала это огромной несправедливостью, поэтому и не ходила в центральный храм в отличие от родителей, которые появлялись там время от времени.
— А еще им запрещено заводить семью и детей. — У меня по спине пробежал холодок. — Считается, чтобы служить стихиям, а когда-то богам, жрецы должны блюсти целибат, а жрицы оставаться непорочными.
— Значит, не быть мне жрицей, — рассмеялась.
Я хотела иметь детей, без них свою жизнь не представляла. Пусть не сейчас, а немного позже, но мне хотелось стать матерью. И я обещала себе, что какими бы мои дети ни были, какими бы дарами ни обладали, я всегда буду любить их. А целибат и дети — вещи несовместимые.
Тавр моего легкомыслия не разделял и даже не улыбнулся.