Спустя минуту она подняла взгляд на чудовище.
«Что ты хочешь? – спросила она мысленно. – Зачем ты принес меня сюда?»
– Живи его! – рыкнул монстр. – Ты быть с ним. Он – жить. Он – жить, ты – жить!
Ничего себе требование! Или ты оживишь мертвого, или тебя прикончат!
– Он – не жить, я – не жить? – решила всё-таки уточнить Лейка.
Чудовище мотнуло головой.
– Он – жить! Ты звать его дух! – Последнее слово Лейка не поняла – угадала. Ей вспомнился фильм «Кукушка». Там финская шаманка тоже «звала» душу умирающего… Умирающего, а не мертвого. И Лейка – никакая не шаманка!
– Я не могу!
Оскаленная морда приблизилась к Лейкиному лицу, дохнула жаркой гнилью хищного зверя:
– Звать! Ты, он – быть вместе! Он быть здесь! – Ручища хлопнула Лейку по низу живота (Лейка, как и раньше, не успела отшатнуться), но не больно. – Быть здесь! Ты – быть с ним. Сейчас!
До Лейки, кажется, дошло. И то, что до нее дошло, ей не понравилось, потому что было почти то же самое, что кушать мертвечину.
– Да пошел ты знаешь куда! – сказала она по-русски. Попыталась воспроизвести то же по-шведски, но не смогла. Не хватило словарного запаса. Но монстр внезапно послушался. То есть не отправился в указанном Лейкой направлении, а просто отошел в угол и присел и застыл в том же положении, в котором Лейка его уже видела: морда на коленях, ручищи упираются в пол…
Лейка посмотрела на Карлссона. После смерти в его чертах появилось что-то детское… Лейка не сразу заметила, что по щекам ее текут слезы. Ей было ужасно жалко себя… Но она была жива, а он мертв. И его было жальче.
Лейка глянула на монстра. Тот следил за ней огромными пылающими глазами. Сейчас он казался не ужасным и отвратительным, а очень-очень печальным. Как пес, у которого умер хозяин.
«Может, он и был „псом“ Карлссона? – подумала Лейка. – Его единственным другом, кроме меня?»
Тут она вспомнила о Кате. Она тоже была другом Карлссона. И она тоже угодила в беду. И ее надо спасать. Ей, Лейке. Потому что на мальчишек надежда слабая…
Тут Лейка вспомнила, что для начала надо спасти ее саму…
– Эх, Карлссон, Карлссон, – проговорила она нелено и печально, проводя ладонью по выпуклой груди и почему-то стараясь не задеть ран – так, словно он жив и может чувствовать боль. – Если бы ты был жив, как это было бы здорово… Но ты не виноват, что умер и оставил нас одних. Прощай, любимый!
Слова были банальными и даже смешными. Лейка это понимала, но других у нее не было. Наверное, более уместна была бы какая-нибудь поминальная молитва, но Лейка не знала ни одной. Ни христианской, ни языческой. Зато она вспомнила песню, которую пели Дети Ши. Она закрыла глаза и запела…
Если бы глаза ее были открыты, она бы наверняка тут же замолчала, увидев, как при первых же словах сидевший в углу монстр оскалился и надвинулся на нее…
Но он перемещался совершенно бесшумно, и Лейка не открыла глаз и продолжала петь… Она снова видела возникающую из тумана сияющую фигуру. Видела, как Дух вод (или кто-то там еще) наклоняется, протягивает руку Наташе… Нет, не Наташе. Вместо Наташи рядом с Лейкой почему-то стоит Катя…
Монстр навис над Лейкой, так и не дотронувшись до нее. А спустя несколько мгновений он так же бесшумно отступил. Лейка так и не узнала, что ее едва не разорвали на части. И она пела, не открывая глаз, и потому не увидела и того, как сами собой затягиваются страшные раны на теле Карлссона.
Она ничего не заметила, когда открыла глаза.
– Прощай, – шепнула она и поцеловала Карлссона в губы…
И, отшатнувшись, пронзительно взвизгнула.
Воистину в эту ночь она визжала больше, чем за всю свою прежнюю жизнь. Но как не завизжать, если покойник отвечает на твой поцелуй?!
Глава сорок третья,
в которой Лейка узнает о нечеловеческой сущности Карлссона, Дима знакомится с Хищником, а несколько дурно воспитанных молодых людей навсегда избавляются от привычки докучать незнакомцам
Женился эльф на троллихе. Родился у них сын. И вот как-то он спрашивает отца: «Папа, тебя твоя мама била?»
«Нет, сынок, – отвечает эльф. – Только твоя».
Лейка лежала на руках Карлссона. Голова ее покоилась на его плече. Плечо было твердое и теплое. Как раньше. Карлссон нес ее, но шаг у него был такой ровный, что у Лейки возникло ощущение, будто она плывет. Вокруг прыгали тени, переплетения труб над головой стремительно убегали назад – Карлссон нес ее очень быстро. Лейка немного повернула голову и увидела сзади того, существо, которое притащило ее сюда. Существо передвигалось на трех конечностях. В четвертой оно несло лампу.
– Кто это? – спросила Лейка шепотом.
– Огр. Хищник.
– Огр… – И, еще тише: – А ты?
– И я – огр. Огр-Охотник.
Лейка покрепче обняла его шею, потерлась носом о могучее плечо, вдохнула запах нагретой гальки:
– А знаешь… мне всё равно, – прошептала она. – Мне всё равно, кто ты…
Позади раздалось ворчание.
– Что он сказал? – спросила Лейка.
– Сказал: надо тебя съесть. Что от близости огра и человеческой женщины рождается сид.
– Сид?
– Эльф, по-вашему.
– Это правда?
– Нет, он шутит. Не бойся.
– Я не боюсь…
«…С тобой я ничего не боюсь», – добавила она мысленно.
Хищник снова заворчал.
– Что он говорит?
– Что ты веселая.
– Я?!
Карлссон что-то произнес. Не по-шведски: на другом языке. Хищник ответил.
– Он говорит: когда он попросил тебя позвать из Долины Тумана мою суть, ты сказала, что не ешь людей.
– А что тут смешного?
– Это наша старая шутка. Один огр говорит другому: «Знаешь, с каждым прожитым столетием я всё меньше люблю людей. Боюсь, когда придет мое время уйти в Долину Тумана, я совсем перестану их есть», – Карлссон негромко засмеялся. – Еще он сказал, что самая забавная шутка: позвать меня из Тумана охотничьей песней сида. Он сказал: ты первая додумалась до такого. Даже он не сразу понял эту шутку – и едва не откусил тебе голову. Но он увидел, что я возвращаюсь, – и понял. Кто научил тебя этой песне?
– Подруга, – сказала Лейка. – Она… колдунья.
– И ты.
– Да. Она тоже так сказала. Твой… огр поэтому принес меня к тебе?
– Нет. Он ждал не тебя, а Малышку. Он слишком поздно понял, что ты – это не она. Он много времени провел там, где очень сильно пахнет химией, – и плохо различал запахи, а по внешности он вас, людей, не всегда хорошо различает.
