– Тогда что? С каких это пор мой инквизитор безвозмездно проникается интересами обиженных девиц? – Я услыхал в его вопросе иронию.
Я и сам задавал себе тот же вопрос, но ответить на него было непросто.
– Ее жизнь разбита вдребезги, – сказал я. – И я не вижу в том ни тени ее вины. Заслужила ли она столь горькую судьбу?
То, о чем я говорил, было, несомненно, правдой, но – не всей. В Илоне Лойбе было нечто, принуждавшее меня делать все, дабы казаться в ее глазах лучшим, нежели я есть. Я видел ее униженной, грязной, изнасилованной, несчастной, с лицом, искаженным ненавистью, страхом и отчаянием.
Кое-что из увиденного пробуждало мою жалость или гнев, но ничто не пробуждало отвращения. Я видел ее и счастливой, улыбающейся, полной огня, с глазами, горящими любовью или гневом. И полагал, что мир заслужил ту толику красоты, которую она могла ему дать.
Однако я не хотел говорить обо всем этом Герсарду, поскольку тот, несомненно, решил бы, что я сошел с ума. А впрочем… может, так оно и было?
– А я? Разве моя судьба не горька? Заслужил ли я презрение, враждебность, ежедневное общение с глупцами вроде тебя или сотен других? – спросил разозленный епископ.
– Конечно же, Ваше Преосвященство, вы все это заслужили, – ответил я и увидел, как на его лице появляется гневное удивление, а глаза снова темнеют. – Поскольку Ваше Преосвященство, – быстро продолжил я, – невзирая на собственные страдания, посвятил все свои силы распространению Божьей Славы и росту тленного счастья неблагодарных обывателей сего города. Ваше Преосвященство, вы несете крест Христовой муки, невзирая на цену, что ежедневно приходится платить, и не ожидая доброго слова от ближних.
Я замолчал и с дрожью в сердце ждал, как отреагирует епископ. Гневная гримаса медленно покидала его лицо. Он потер глаза рукою.
– Это правда, – сказал в задумчивости и возвел очи к потолку. – Истинная правда, сыне: служу Господу как только могу, пусть даже рыдаю всякий день, говоря: «Эли, Эли, лама сабахтани»
[9]. Но не всякий в силах нести сей крест. Ты ведь это хотел сказать?
– Ваше Преосвященство читает мои мысли, – ответил я тихо.
– Она его нести не должна, – сказал он будто самому себе. – И я сниму его с ее плеч, – решил он, глубоко вздыхая. – Подай мне перо, сыне.
Некоторое время он искал чистый листок бумаги, а потом принялся писать, но я опасался присматриваться более пристально. Наконец, он посыпал лист песком и внимательно перечитал. Толкнул документ в мою сторону.
– Пусть канцелярия поставит печать, – сказал. – Прикажи им также приготовить бумаги на признание за госпожой Лойбе прижизненной годовой пенсии в размере… – он прервался и глянул на меня. – В каком размере, Мордимер?
– Само знание, что Ваше Преосвященство милостиво помнит ее, окажется для девушки достаточной радостью, – ответил я униженным тоном, поскольку Герсард наверняка проверял меня.
– Знаю, – снова вздохнул он. – Но жить-то нужно… Скажем – триста крон.
Не было это большими деньгами, особенно если пришлось бы жить на них целый год, однако тому, кто хотел бы жить скромно, но достойно, могло хватить.
– Это более чем щедро – если позволено мне будет высказать собственное суждение, – сказал я.
– А то, может, и пятьсот, – махнул он рукою в перстнях. – Эти несколько грошиков не обеднят епископство. Можешь идти.
Я глубоко поклонился, но епископ внезапно встал с кресла и приблизился ко мне нетвердой походкой. Меня окутал запах вина.
– Когда я смотрел на нее, – сказал Герсард, тяжело опираясь о мое плечо, – я желал бы, чтоб… – он опасно покачнулся, и я поддержал его за локоть, – чтобы ее глаза… – он надолго замолчал.
– Отразили истину? – спросил я тихо, хотя тут же захотел откусить себе язык.
Он глянул на меня из-под припухших век. Лишь теперь, когда он стоял так близко, я заметил, что на лице его появились уже старческие пятна. Он был всего лишь старым, больным и несчастным человеком, в глазах которого отражалась смертельная тоска.
– Да, – ответил он. – Ты ведь понимаешь, Мордимер, верно?
– Понимаю, Ваше Преосвященство, – ответил я, подумав о том, не придется ли мне в будущем заплатить слишком высокую цену за минуты искренности епископа.
– Именно. – Он легонько подтолкнул меня. – Ступай же, не стоит ей ждать.
Я поклонился и поцеловал епископский перстень. В него был вставлен кусочек камня, на который ступил наш Господь, сходя с Распятия Своей муки. Но Герсард не смотрел на меня – лишь куда-то вдаль. Может, вглядывался в руины собственной молодости, а может, со страхом смотрел в будущее? А может, просто застыл в пьяном отупении? Кто же мог знать? И кому вообще было до этого дело?
Я осторожно затворил за собой дверь и лишь тогда взглянул на документ. Кредитный лист на предъявителя.
– Мой Бог, – сказал я и отдал лист Илоне.
Она глядела на неразборчивые каракули Герсарда, будто не могла понять их содержания.
– Он ошибся на один ноль, верно? – спросила тихо.
– Нет, – ответил я. – Сумма ведь написана и словами. К тому же он установил тебе ежегодную пенсию. – Я глубоко вздохнул. – Подожди здесь, дорогая, а я решу необходимые формальности. Это займет минутку.
* * *
Мы стояли у белых врат епископского дворца, в десятке шагов от разомлевших стражников: те дремали, уткнувшись головами в древки алебард. Заходящее солнце взблескивало на серебряных крышах домов.
– Я не знаю… Не обижайтесь… Но разве я не должна вас как-то… отблагодарить? – Илона слегка дотронулась рукою до спрятанного кредитного письма Его Преосвященства.
– Нет, милая, – ответил я решительно, поскольку Мордимер Маддердин не обкрадывает бедняков, даже если те неожиданно разбогатели. – Ты должна начать новую жизнь, а эта сумма тебе наверняка пригодится. Позволь также дать тебе совет, идущий от чистого сердца: никогда более не говори, что ты ничего не достойна. Поскольку мы стоим ровно столько, сколько готовы стоить в собственных глазах.
Она подняла на меня глаза, и я увидел, что она плачет.
– Тогда, быть может, хотя бы отобедаете со мной? – спросила сквозь слезы.
– Увы, моя красавица. Прости, но я уговорился об одной не терпящей отлагательств встрече.
Я поцеловал ее в обе щеки, а она крепко обняла меня и долго не отпускала.
– Спасибо, – сказала. – Правда спасибо. Всегда, когда вам понадобится помощь, можете на меня рассчитывать…
– Это я благодарю тебя, – ответил я и кивнул, когда она непонимающе взглянула на меня сквозь слезы.
– Напиши мне, как устроишься, – сказал я напоследок. – И если возникнут проблемы – не колеблясь, сообщай. Прибуду так быстро, как только смогу.
