– Гуль? – повторил я. – Получается, как я понимаю, кто-то здесь ест трупы?
– Ага, – кивнул он. – Трупоед, господа хорошие, чтоб мне сдохнуть. Выкапывает гробы, вытаскивает трупы, куски мяса вырезает, а порой и целые ноги-руки уносит, так его, мать, и разтак…
Девица принесла кувшин и со стуком поставила на стол. Подмигнула мне.
– Пейте, – указал я на вино местному. – И скажите, как вас зовут.
– Ахим Мышка, господа хорошие. Батя мой был Ахим, и дед был Ахим, так и я потому – Ахим, как ни посмотри…
Курнос потянулся к кувшину, налил себе полный кубок и принялся прихлебывать. Лицо его все еще оставалось скрыто капюшоном, но я заметил, что Ахим раз за разом поглядывает на моего товарища. Ну что ж, не обрадуется, когда его интерес окажется удовлетворен.
– Вырезает, говоришь? – спросил я. – Получается, это весьма умелый гуль, если не рвет тела когтями и зубами, а носит с собой нож.
– Ага, от… умелый… – согласился местный с колебанием в голосе.
Выцедил свое пойло и быстренько плеснул следующую порцию.
– Пок-корно благодарю ваши милости за угощеньице. – Язык его уже слегка заплетался.
Как видно, голову он имел исключительно слабую, поскольку я и ломаного гроша не поставил бы на то, что кто-то сумеет упиться таким пойлом. Но так оно уже повелось, что люди, без меры потребляющие горячительное, с течением лет могут выпить все меньше и меньше вина и пива. Конечно, бывали и похвальные исключения, однако Ахим Мышка к таковым явно не принадлежал.
– И давно это длится?
Он глядел на меня с открытым ртом.
– Тот гуль. Давно он у вас? – прибавил я.
– О-о! – махнул рукою Мышка. – Ну где-то, от, с год… а может, – задумался, – и все два.
Я глянул на Курноса, но тот отрицательно качнул головой.
– В Хез, Мордимер, – сказал тихо, но твердо. – Поехали в Хез.
Я же лишь пожал плечами, поскольку знал: он сделает как скажу. В конце концов, именно я был пастырем, и демократия случалась, лишь когда решения, принятые таким образом, были мне на руку. Нынче, правда, паства моя состояла только из Курноса, хотя обычно мы путешествовали вместе с близнецами. Однако на сей раз Первый и Второй остались в Хезе и, насколько я знал, занимались делами человека, которому мешал вступить в наследство и получить имущество умершего отца старший брат. Я не одобрял такой способ зарабатывать деньги, но в нем, по крайней мере, не было ничего, что могло обеспокоить меня как инквизитора. Ведь обычные мошенничества или убийства находятся вне компетенции Святого Официума. У нас есть куда более важные дела, чем семейные споры. И думаю, благодаря близнецам непростая правовая ситуация вдруг упростится, а у юристов после этого поубавится работы.
– Поедем, Курнос, поедем, – сказал я успокаивающим тоном.
Произнося эти слова, я и вправду еще в них верил, поскольку заниматься каким-то там безумным трупоедом не казалось мне сколько-нибудь интересным делом. Хотя, с другой стороны, человеческое мясо и кости могли служить и для отправления темных ритуалов. Не раз и не два мне приходилось быть свидетелем того, что зло таится и в самом захудалом городишке. Кстати говоря, куда чаще оно именно там и таилось, поскольку в такие места реже нисходил благословенный свет Инквизиториума. И хотя мы старались в каждый уголок нашего мира истово нести факел веры (а некоторые мои братья понимали это с далеко идущим буквализмом), все же нас было слишком мало, чтобы искоренить зло. Что ж, как гласит Святая Книга: «жатвы много, а делателей мало»
[10].
– И что ж, кто-нибудь занялся вашим трупоедом? – спросил я Ахима Мышку, который как раз допивал очередной кубок.
Тот глянул на меня невидящим взором, вино потекло по подбородку.
– К-кем-м? – охнул.
– Трупоедом. Занялся им кто-нибудь? – повторил я терпеливо.
– Зан’лся, – ответил он радостно. – Настоят’ль наш нап’сал кому-то там. Едут к нам, – помахал важно пальцем. – Едут сюда… едут сюда. – Он явственно задумался. – Хто-то ж сюда едут, – закончил с удовлетворением и снова ухватился за кувшин.
Как видно, дальнейшего смысла расспрашивать его не было, поэтому я лишь слегка отодвинулся, пока Ахим Мышка слишком смело размахивал рукою с кубком: не хотелось, чтобы он заляпал мой плащ.
– Слыхал? – спросил я Курноса. – Кто-то должен в эту дыру приехать.
– Едут, едут… – бормотал Ахим.
– Куда написал настоятель? В ближайшее отделение Инквизиториума? Интересно, а? Может, расспросим его?
– Прощай, Хез, – сказал Курнос, я же глянул на него с удивлением, поскольку мой товарищ редко выказывал чувство юмора.
* * *
Как и полагается настоятелю маленького городка, этот был дородным мужчиной в расцвете лет. Крупное открытое лицо окаймляли роскошные бакенбарды, а огромное брюхо подрагивало над широким вышитым поясом.
Дверь в церковь нам отворила красивая девица со слишком уж смелым декольте и длинными светлыми косами. И в этом не было ничего удивительного, поскольку боголюбивый отче должен был как-то скрашивать длинные вечера.
– Приветствую, – сказал я. – Меня зовут Мордимер Маддердин, и я лицензированный инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-хезрона.
Курнос подгадал хороший момент, чтобы показать свое милейшее личико, отбросив на плечи капюшон. Красотка громко пискнула, потом вспыхнула и убежала в дом. Священник на миг онемел, и я не знал, причиной тому было представление моей профессии или то, что настоятель успел внимательно рассмотреть лицо моего товарища.
– Приветствую и вас, мастер, – сказал он наконец, и я заметил, что его нижняя губа нервно подрагивает. – Что привело вас в наш спокойный Штольпен?
Значит, городок звался Штольпен. Ну и славно. А коль уж настоятель поспешил с уверениями, что городок спокойный, следовательно, дело требовало проверки.
– Лишь ради передышки в пути, – пояснил я и многозначительно взглянул внутрь дома.
– А-а-а, прошу вас, сердечно прошу. – Настоятель замахал руками. – Что же я за хозяин, Бог мне свидетель! Входите, господа, входите, чем богаты… Может, перекусить? Или наливочки? Первоклассная здесь у нас наливочка, из сливочек, черной смородинки, из бузины… А и винцо найдем, коль только пожелаете… Но я ведь еще не представился, о чем только думаю, Бог мне свидетель. Альберт Ламбах, к вашим услугам, мастер, я имею честь во славу Божью исполнять здесь обязанности настоятеля.
На мой вкус, этот попик говорил слишком много, а опыт научил меня, что столь бурный словесный поток порой скрывает истину. Знал я, однако, что вскоре разберусь с тем, как тут обстоят дела по-настоящему.
– Не стану пренебрегать приглашением, идущим от чистого сердца, – сказал с усмешкой.
