По крайней мере, я решил, что наступил наилучший момент, чтобы ваш нижайший слуга ворвался внутрь и положил конец всему делу.
* * *
– Не понимаю, – говорил он, ошеломленно глядя на золотую хохочущую маску. – Богом живым клянусь, не понимаю ничего! – добавил с отчаянием в голосе. – Откуда оно взялось? И откуда взялся в этой комнате я сам?
Он повернул ко мне жесткий и злой взгляд.
– Это некая интрига, верно? Вы дорого мне за это заплатите!
– В эту комнату вошел Веселый Палач, – сказал я спокойно. – Знаю это, поскольку следил за каждым его шагом.
– Да-а-а? И куда, по-вашему, он теперь подевался? – спросил он пренебрежительно.
Я со значением глянул на обувь с длинными и прихотливо загнутыми носками, которые все еще были на ногах у де ля Гуардиа. Он проследил за моим взглядом.
– Не знаю, – сказал глухо, всматриваясь в свою обувь с отвращением и – одновременно – с неким странным вниманием. – Не знаю, откуда они на мне… Зачем я их надел? Я… словно спал. Но отчего я здесь? Кто-то меня в это нарядил… Вы?
– Конечно, нет, – ответил я. – Как вы себе это представляете? Взгляните… – Я показал на разложенную на кровати одежду Веселого Палача. Кафтан в цветных заплатах и разноцветные панталоны.
– Значит, он сюда вошел, – сказал де ля Гуардиа. – И разделся. Но… зачем? Господь живый! – По его лицу мелькнула внезапная гримаса. – Вы ведь не думаете, что я…
– Что вы подвержены отвратительным содомитским практикам? – спросил я, стараясь не показывать, как забавляет меня эта мысль. – Нет. Конечно же – нет.
– Тогда что? – Он смотрел на меня, потирая подбородок – так сильно, что тот становился все краснее.
– Есть лишь один ответ, господин рыцарь. Писание и учение докторов Церкви приуготовили нас в своей мудрости к подобным случаям. Это вы – рыцарь де ля Гуардиа, и вы же – Веселый Палач из Тианнона. Бог одарил вас благородной душой гранадского дворянина, но сатана, в злобе своей, сделал так, чтобы в теле вашем гостила и мерзкая душонка Гаспара Лувейна. И я уверен, что Родриго Эстебан де ля Гуардиа-и-Торрес не имеет ни малейшего понятия, что делит тело с тем отвратительным созданием.
Я не знал, как он поведет себя. Прыгнет ли на меня с ножом в руках или рассмеется, приняв за безумца? Но он лишь тяжело сел на постели, всматриваясь в меня в полном ошеломлении.
– Не верю, – сказал тихо. – Боже живый, не верю…
– Вспомните, – почти прошептал я. – Не слишком ли часто судьба сводила вас с Веселым Палачом? Не было ли так, что он раз за разом прибывал в те города, в которых как раз гостили вы?
По выражению его лица я понял, что попал в точку.
– Вспомните слова Евангелия, – сказал ему. – «Ибо Иисус сказал ему: выйди, дух нечистый, из сего человека. И спросил его: как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, потому что нас много. И много просили его, чтобы не высылал их вон из страны той»
[13]. Заметьте, господин де ля Гуардиа: «легион». Значит, больше, чем один дух, может пребывать в человеческом теле. Тот, что дан нам силою Господа, и иные, что, к огорчению несчастной жертвы, проникли в нее благодаря силе дьявола.
– Я проклят, – сказал он медленно. – Вы это хотите сказать?
– Да, – ответил я просто.
– А вы сумеете провести необходимые… экзорцизмы? Или, может, брат Сфорца? Как полагаете? – Глаза его загорелись слабой надеждой.
– Брат Сфорца? – усмехнулся я. – Но ведь именно ему и служит Веселый Палач из Тианнона. Полагаете, что уважаемый брат-милостынник ничего не знает?
– Боже мой, – застонал Родриго, когда до него дошла вся серьезность моих слов. – Боже мой, за что ты такое со мной сотворил? Я всегда старался лишь восхвалять имя Господа…
– Как Иов, – сказал я. – Не забывайте о том, кто выдержал, хотя все на земле и на небесах пыталось отвратить его от веры. Оказался верен Господу и получил за то награду.
– Что я должен делать? Скажите мне, что я должен делать? – спросил он с глубоким отчаянием в голосе.
Не знаю, услышал ли он мои слова об Иове. Впрочем, я и сам сомневался, могли ли они быть достаточным утешением, поскольку грешно полагал, что Иов был не слишком рад особой милости Господа, свалившейся на него. А даже если было по-иному, милость эта явно была выражена совершенно непонятным для Иова образом.
– Я не экзорцист, – ответил я. – И не осмеливаюсь думать, будто сумею повторить деяния Иисуса Христа. Тем не менее я знаю людей, одаренных Божьей благодатью. Тех, кто посвятил жизнь освобождению невинных из-под власти злого духа. Отведу вас к ним, если на то будет ваша воля.
Последние слова я добавил лишь из вежливости, поскольку намеревался доставить рыцаря де ля Гуардиа к экзорцистам, захочет ли он этого или нет. Я был уверен, что монахам из монастыря Амшилас приходилось иметь дело с подобными случаями – поэтому они сумеют справиться и с еще одним. Хотя относительно того, удастся ли Родриго пережить их манипуляции, уверенности у меня не было…
– Гаспа-а-ар! – услышал я за окном протяжный крик брата Сфорца. – Ступай-ка сюда, мой мальчик!
Рыцарь де ля Гуардиа услышал те слова, и его красивое лицо искривилось ненавистью. Но потом он резко опустил голову и замер в неподвижности. Когда же открыл глаза, я увидел, что на его лице не отражаются никакие человеческие чувства. Было оно будто застывшая маска.
– Кто-то Веселого Палача зовет, а без него ничего не произойдет, – выдавил он хриплым голосом.
– Господин де ля Гуардиа, – сказал я. – Ради Бога живого!
Что-то дрогнуло в его глазах.
– Боже, я был им… Чувствовал это… – Он застонал. – Прошу… не надо… не надо больше…
Он метнулся ко мне так стремительно, что я не успел отступить. Но он лишь рухнул на колени, прижимая лицо к моим ногам.
– Умоляю, – прошептал. – Умоляю вас…
Я положил руки на его плечи и ощутил, как сильно он дрожит.
– Га-а-аспа-а-ар! – раздалось из-за окна.
– Пока я здесь, – простонал рыцарь у моих колен. – Сделайте это, пока я еще здесь… Я не могу, это смертельный грех, но вы…
– Встань, Родриго, – приказал я твердо, и он с трудом поднялся на ноги.
Я все время придерживал его и теперь смотрел прямо ему в глаза.
– Господин Родриго Эстебан де ля Гуардиа– и-Торрес, – сказал я. – Вы добрый дворянин и хороший человек.
И ударил его клинком под сердце так, чтобы тот даже не почувствовал, что произошло. Только его глаза, смотрящие на меня со страданием, внезапно сделались спокойны. Я не позволил телу упасть на пол и перенес его на кровать. С ног рыцаря я снял башмаки и обул его в родные высокие сапоги из толстой кожи. Золотую маску, кафтан, панталоны и обувку я завернул в одеяло. Собирался вынести это и сжечь, так, чтобы никакой след не навел на Веселого Палача из Тианнона.
