Наклонила кубок, и в горло мое полилось нечто теплое и столь невероятно горькое, что меня едва не стошнило.
– Это лекарство. Пей!
Я послушно выпил до дна – ведь, сказать по правде, выбора у меня не было. Ну и, кроме прочего, я надеялся, что та, что спасла меня от гибели, навряд ли после захочет меня отравить. Я осмелился сделать столь дерзкие выводы не из-за чрезмерной легковерности, но всего лишь воспользовавшись логикой, которая подобный поступок рассматривала как совершенно бессмысленный.
Но тут же мне сделалось не до логики, поскольку мое сознание куда-то испарилось, а тело сделалось легким, словно пух, несомый теплым дыханием ветра. Лицо Карлы то размывалось, то обретало резкость, ее высокая, одетая в белое фигура то и дело, казалось, взлетает над землей. Потом я увидел, как девушка снимает платье и выпрямляется – ослепительно нагая – в слабом свете лампадки. Ее формы были идеальны, словно изваянные резцом античных скульпторов, если б только скульпторы эти идеалом человеческой красоты считали формы молодых женщин, а не молодых мужчин.
Она подняла руки, и я видел, как шевелятся ее губы, но при этом не слышал ни звука. А потом – внезапно – слух вернулся. Разом. Я услышал, как Карла равномерно произносит слова на неизвестном мне языке, и с каждым глаза ее, казалось, делались все больше, пылали огнем, в коем, однако, был не свет, но – одна только тьма.
Чуть позже она упала рядом со мной – так, что я увидел ее нагую грудь едва ли не у самого своего лица. Ощутил, как она сжимает мое раненое плечо пальцами, и хватка эта была подобна хватке раскаленных докрасна клещей.
Я закричал. Закричал и – стыдно в этом признаться, милые мои – кричал до тех пор, пока мне не была дарована милость утраты сознания.
Когда я очнулся, Карла сидела с закрытыми глазами рядом и, сжимая мое плечо, что-то чуть слышно бормотала. На этот раз, однако, от пальцев ее исходили покой и освежающий холод. Я смотрел на нее из-под прикрытых век (жалея, что она уже надела платье), Карла же усмехнулась.
– Ты почти здоров, Мордимер, – сказала, не открывая глаз.
Я взглянул на плечо и увидел, что на коже остались только розовый шрам и легкая припухлость, словно после сильного удара.
– Невозможно, – прошептал я, поскольку ни медицина, ни даже самые искренние молитвы не могли сотворить такое чудо.
– И все же, – распахнула она веки. – Это был яд. Очень сильный яд. Полагаю, без моей помощи ты не прожил бы и дня. А впрочем, – засмеялась, – не прожил бы в любом случае, поскольку у твоего врага ненасытный аппетит.
– Да.
Я уже вспомнил произошедшее, но многое еще оставалось для меня загадкой. Кроме одного. Женщина, которая меня спасла, была колдуньей, и меня весьма интересовало, отчего колдунья решилась помочь инквизитору.
А еще я никогда не слыхивал о столь мощных заклятиях, как те, которые она использовала, чтобы залечить мою рану.
– Это был демон, – сказал я медленно. – Но я никогда не слыхивал о подобных демонах.
– Никто не слыхивал, – согласилась она. – Полагаю, ты и я были первыми людьми, его увидевшими. Хотя ты наверняка с радостью отказался бы от подобного опыта, верно?
Говорила она со знанием дела, совершенно свободно, а язык ее был лишен местного акцента. Весьма интересно для ведьмы из леса.
– Я нашел трупы, – сказал я. – Двое взрослых и двое детей. Это были Йоханн, Маргарита и их родители. – Я покачал головой. – А демон принял облик сироток…
– Спрашиваешь себя – зачем?
И что это такое? Экзамен дедуктивных способностей бедного Мордимера? Прелестно, колдунья допрашивает инквизитора…
Я закрыл глаза и некоторое время молчал.
– Страх, враждебность, взаимные обвинения. Убийства, даже костры. – Я открыл глаза и заметил, что Карла одобрительно усмехается. – Села бы обезлюдели. Это, потом следующее, потом – еще одно…
– Уже были следующее и еще одно, – оборвала она меня.
– Только зачем? – спросил я. – Ведь он мог попросту их убить и сожрать.
– А если не сделал этого, то…
– Как видно, ему нужна еще и другая пища, кроме мяса, – ответил я после короткого раздумья. – Чем он питается? Ужасом? Ненавистью? Так не лучше ли ему направиться в Хез? – позволил я себе горькую шутку.
Она рассмеялась.
– Как видно, обед, приготовленный собственными руками, более вкусен, – сказала.
И была права. Демоны вообще не убивают людей без причины. А более всего радуются, когда, соблазненные ими, люди принимаются убивать друг дружку. Так уж сложилось, что этим вышедшим из древнего мрака существам недостаточно вырвать из нас дарованную Господом искру жизни – они хотят также разрушить наши души. Навсегда лишить нас надежды на вечный небесный покой.
– И как ты от него убежала? – спросил я ее. – Как тебе удалось вытащить меня?
– Я не убегала, Мордимер. – Она смотрела на меня с легкой, пусть чуть обеспокоенной усмешкой. – Я загнала его обратно в бездну.
– Ага, – только и сказал я, поскольку что ж тут было еще сказать?
– Он появится снова, – вздохнула Карла. – Раньше или позже. Как всегда. Ну ладно, хватит об этом. Тебе нужно поспать, да и я измучена. Этот яд, эти раны – голова кругом. – Она взмахнула рукою, а потом нагнулась и пальцами погасила фитилек. – Подвинься немного, а потом можешь прижаться – сказала. – Только держи руки при себе, – добавила, когда я выполнил ее просьбу слишком дословно.
* * *
Карла проснулась, открыла глаза и взглянула на меня. Усмехнулась, но улыбка ее тотчас угасла.
Почувствовала, что связана по рукам и ногам. Беспокойно дернулась, но потом замерла.
– Мордимер, – сказала она очень спокойно. – Что это ты делаешь?
Я обулся и поправил пояс. В избушке все еще было темно, но утренний свет уже пробивался сквозь рыбий пузырь, затягивавший оконца. Карла терпеливо ожидала, что я скажу.
– Ты – колдунья, – ответил я, поскольку, как мне казалось, это объясняло все.
– Я спасла тебе жизнь. – На лице ее все еще не было ни злости, ни страха. Она внимательно вглядывалась в меня.
– Это правда, – ответил ей. – И я тебе весьма благодарен. Искренне. Многие бы посчитали, что жизнь моя не стоит того, но я ценю ее, как бедняк ценит последний грош в своем кошеле. Это, однако, не меняет сути вещей, дорогая Карла, а именно – того, что ты колдунья. Я же, если не знаешь, – я позволил себе мягкую иронию, – колдуний выслеживаю.
Я сел над ней и взял в пальцы ее локон. Она не двигалась.
– Человек, что позволяет собственным чувствам и желаниям победить свои идеалы, мало чего стоит, – сказал я, надеясь, что она поймет меня или хотя бы попытается понять. – Как я мог бы оставаться инквизитором, слугой Божьим, молотом ведьм и мечом в руках Ангелов – ибо именно так нас зовут – когда бы не сумел вырвать грех из собственного сердца?
