– Благодарность – это грех? – Она смотрела мне прямо в глаза.
– Отчего же? – запротестовал я. – Я горячо тебе благодарен. Я обязан тебе. Тронут твоей помощью. Но… это ничего не меняет. Или полагаешь, я отступил бы от исполнения долга за взятку? За сто, тысячу или десять тысяч денариев? Если не знаешь ответа, то скажу: нет, не отступил бы. Так могу ли я отступить от него, потому что ты сберегла мне жизнь? Какое это имеет значение в глазах всесильного Господа?
– Мордимер, я ведь была твоим союзником в борьбе со злом, – сказала Карла убедительно. – Разве я не доказала тем самым, что стою на твоей стороне?
– Нет, – ответил я с жалостью. – Поверь мне, Карла, – я взял ее руку в свою ладонь. Пальцы ее были красивы, пусть и со сломанными, с траурной каемкой от земли, ногтями, – я делаю то, что делаю, из милости к тебе и желания дать избавление твоей душе. Что за человеком я был бы, оставь я тебя во грехе? Ты идешь к пропасти, я же протягиваю руку, чтобы тебя спасти.
Карла все время смотрела мне в глаза, и я видел, что она размышляет над сказанным. Я не тщил себя надеждой, будто убедил ее, но хотел, чтоб она хотя б услышала мои резоны.
– Ты готовишь для меня костер, Мордимер, – сказала она наконец с горечью. – А не вытаскиваешь из пропасти.
– Я спасаю твою душу, Карла, – ответил я. – И кому какое дело до того, что случится с твоим телом?
– Уж вообрази себе, что мне есть до этого дело! – Она приподнялась на локте. – Развяжи меня и позволь уехать!
– Мы на этом свете только гости, и лишь в небе, – я воздел очи горе, – ждет нас истинная жизнь. И ты хотела бы отказаться от вечного, радостного блаженства у престола Господа? Если бы я позволил тебе уехать, то уничтожил бы надежду. Но я привезу тебя в Хез, Карла, и поставлю перед судом Святого Официума. Поверь: ты умрешь, примирившись с Богом и нашей святой верою. Умрешь, преисполненная любви. Искренне раскаиваясь во грехах. И поверь, что там, в огне, испытывая экстатическую боль костра, ты поймешь, что именно в те мгновения, когда я схватил тебя, именно тогда я выказал себя твоим истинным другом. Ибо может ли существовать довод дружбы больший, чем сражение за чье бы то ни было избавление? Как малодушно и эгоистично повел бы я себя, позволь чувству благодарности победить чувство долга по спасению твоей бессмертной души!
Все, что я говорил, было истинной и абсолютной правдой, но я был также уверен и в том, что Святой Официум, преисполненный энтузиазмом и радостью, ознакомится и с силой колдуньи, с ее знаниями и неизвестными инквизиторам заклинаниями. А потому Карла могла послужить Славе Господа и таким вот еще образом.
– Мордимер, мечом Господа клянусь! – Я впервые заметил беспокойство в ее глазах. – Ты безумен! Неужели действительно полагаешь, что обречь меня на страдание и смерть – это проявить ко мне милость и сострадание?
– А разве хирург не режет конечность, пораженную злой кровью, чтобы спасти жизнь подопечного? – спросил я ее.
Потом взял ее лицо в ладони и поцеловал ее прямо в губы. Она не сопротивлялась, но и не ответила на поцелуй. Губы ее были холодны, а в прекрасных глазах стыла печаль.
Возможно, я бы влюбился в такую женщину, как она, но эта мысль лишь усилила печаль.
– Знаю, что ты меня теперь ненавидишь, – сказал я, и на сердце у меня и вправду было тяжело. – Но верю, что однажды это изменится.
Я верил этим словам, поскольку знал и себя самого, и своих братьев-инквизиторов. Был уверен, что моя спасительница умрет не только примирившись с судьбой (ибо даже не об этом шла речь), но исполненная сладкой благодарности к своим мучителям.
Я встал, поглядел на нее и усмехнулся грустно собственным мыслям. Карла была красивой и мудрой. Может, несмотря на занятия темным искусством, не была она и злой. Но я помнил слова Писания, которое в своей бессмертной мудрости гласило: «Не различайте лиц на суде»
[14]. Я помнил о тех словах всегда и всегда черпал в них силу в годину испытаний, подобных этому.
– Мордимер! – голос ее ударил, будто кнут, и я повернулся на пороге. – Когда будешь отсюда выходить, подумай над собственными словами. Над бреднями о спасении моей души и об услуге, которую ты мне делаешь. – Она яростно дернула руками. – Подумай, мой идеальный инквизитор, предал бы ты костру собственную мать во имя любви, о коей ты мне здесь рассказываешь?
Я невозмутимо смотрел на нее, она же вглядывалась в меня горящими глазами – но вот они угасли. Она опала на меха.
– Мордимер, ради милости Божьей, – сказала глухо.
– О да, Карла, ради милости Божьей, – ответил я и вышел.
Эпилог
Полагаю, с точки зрения безопасности нам не стоило выезжать на этот луг. Но спокойствие летнего дня, запах нагретой солнцем травы, щебет птиц – все это усыпило бдительность вашего нижайшего слуги. Ведь я – всего лишь слабый, сентиментальный человек, способный, как и прочие, поддаться волшебству мгновения и очарованию природы.
А когда я увидел выезжающих из-за деревьев трех всадников на каурых жеребцах, было уже поздно. Впрочем, мы бы в любом случае не стали сражаться и не пытались бы сбежать от инквизиторов Внутреннего Круга. Но, будь пришлецы нашими врагами, луг, посреди которого мы торчали, наверняка не был бы лучшим местом для отражения атаки. Правда, близнецы вытащили арбалеты, а Курнос обнажил саблю, но я резко приказал им тотчас спрятать оружие. Может, они не заметили блестящих на солнце сломанных серебряных распятий, что были вышиты на плащах всадников, но я-то их увидел куда как хорошо.
Откуда я знал, что они – не простые инквизиторы? Что ж, мне уже приходилось сталкиваться с подобными им, а потому у меня появилось граничащее с убежденностью впечатление, что к нам приближаются именно люди, которым будет столь же просто превратить бедного Мордимера и его спутников в четыре куска кровавого мяса, как кому другому – вытереть нос платком.
Кони приближались к нам спокойным шагом. Во главе ехал упитанный лысеющий мужчина с загорелым до кирпичной красноты лицом. Он совершенно не выглядел как инквизитор, но я знавал уже членов Внутреннего Круга Инквизиториума и прекрасно знал, что о них нельзя судить по внешности. Например, Марий ван Бохенвальд – человек, который некогда дважды спас мне жизнь – напоминал оплывшего, разленившегося от спокойной жизни купца. Но так мог думать лишь тот, кто не видел, как он умеет сражаться и убивать.
– Приветствую, Мордимер! – усмехнулся пришелец. – Я – Арнольд Вельрод, к твоим услугам.
Он махнул шляпой, я же приветливо склонил голову.
– Привет тебе от Мария, – добавил он. – Тот ужасно жалел, что не может с тобой повидаться.
– Будь добр передать ему мой привет и искренние слова сочувствия, – ответил я. – Поскольку хотел бы наконец-то встретиться с ним, не находясь на расстоянии вытянутой руки от смертельной опасности.
– Юношески резкие суждения, – покачал головой Вельрод. Я видел, что он слегка веселится, и задумался над тем, что же на самом деле значили его слова. – Матфей! – повернулся он к одному из своих людей. – Помоги спешиться госпоже.
