Да-а, такого еще не случалось. Овечка, сурово приказывающая отвести ее в волчье логово. Поросенок, решительно требующий доставить его к мяснику. Индюк, всерьез полагающий, что он не в силах ждать до воскресенья. Разве мир не преисполнен удивительными неожиданностями?
– Обратитесь в местное отделение Инквизиториума, – посоветовал я равнодушно. – Ближайшее, коли память меня не подводит, находится в Факсхолене. А теперь, с вашего позволения, я хотел бы вернуться к молитве и набожным размышлениям.
Он смотрел на меня, и во взгляде его удивление мешалось с гневом. Пальцами правой руки дернул себя за бороду.
– Вы не верите мне, да? – процедил сквозь зубы. – А если я скажу вам, что изучал темное искусство по книгам ассирийских и персидских чернокнижников? И что в руках моих был латинский список «Искусства демонологии», оригинал коего начертан кровью на человеческой коже? А если скажу вам еще, что мне известны произведения арабских магов, в том числе «Семьдесят и семь адских бездн» безумного Юсуфа аль-Ахмади, именуемого Кровопийцей-из-Медины, а еще знаменитый «Некрозис» Ангела Кафалатоса? А если добавлю еще, что мне известны руны валлийских друидов и что я изучал кору святого дуба неподалеку от Лланвайрвехана?
Человек этот не только не мог хвастаться знанием подобных книг – даже названий их не имел права слышать. Но я знал, что самые тайные секреты становятся явными, если они известны слишком многим. А об «Искусстве демонологии», трудах Юсуфа аль-Ахмади и о языческом дубе рассказывают в Академии Инквизиториума (к тому же знали о них и умелые экзорцисты).
Поэтому, разумеется, рано или поздно о них могли узнать также посторонние. Например, подобный интерес был вполне обычен для профессоров императорских университетов. Некоторые даже выдавали себя за волшебников, вызывая боязливое уважение простецов и рискуя тем, что Инквизиториум решит внимательней приглядеться к их жизни. Увы, даже милостиво властвующий над нами император пользовался советами ворожей, астрологов, хиромантов и прочих выманивающих золото мошенников, поэтому на все дела, связанные с «безвредными чарами», как он предпочитал их называть, император попросту не обращал внимание. Это связывало руки инквизиторам – а вот людей, интересующихся темным искусством, укрепляло в мысли о своей безнаказанности. Насколько мне было известно, Его Императорское Величество рассердился лишь единожды – когда некий мошенник принялся утверждать, что исключительное миролюбие властителя вызвано чарами, наложенными именно им. Если верно помню, ученый доктор до сих пор сидит в подземелье. А поскольку Светлейший полагал расходы на питание и обогрев узников чрезмерными тратами, фальшивому магу наверняка не до смеха. Если, конечно, ему вообще посчастливилось до сих пор оставаться в живых.
– Ступайте прочь, – сказал я наглецу. – Разве следует говорить о таких делах в доме Божьем?
– Но я хочу, чтобы вы меня арестовали. – Его бледное худое лицо пошло красными пятнами.
– А сжечь вас где? Здесь или, может, в столице, где на представление заявится побольше народу? – пошутил я с серьезным выражением лица.
– Хочу, чтобы вы отвели меня в монастырь Амшилас! – почти крикнул он. – И я, и вы знаете, чем занимаются тамошние монахи… – добавил он чуть спокойней и присел рядом. – Сделайте это, мечом Господа заклинаю! – почти прошипел мне в ухо, обдав одновременно запахом лука и гнилых зубов.
Я отодвинулся, поскольку мое тонкое обоняние с трудом выносит подобный букет запахов.
– Вы испытываете мое терпение, – сказал я ему спокойно, поскольку деяния монахов из Амшиласа не обсуждаются публично, а даже если подобное и случается, то уж наверняка не с людьми, не связанными с Церковью или Инквизиториумом.
– Мечом Господа клянусь! – рявкнул он. – Что мне сделать, чтобы вы меня арестовали? Поглумиться над святыми реликвиями?
Произнеся это, он глянул на алтарь. Вскочил, будто намеревался исполнить свои дерзкие слова.
Этого я уже позволить не мог. Схватил за руку и усадил рядом – он лишь болезненно охнул.
– Хватит, – сказал я решительно. – Пойдем.
– Верно, пойдем, – согласился он без сопротивления и даже с удовлетворением в голосе.
Я шагал за ним, недовольный тем, что принужден выйти из холодных глубин храма на раскаленную каменную площадь перед церковью. Солнце жарило немилосердно, а до заката было, увы, далеко. Мне не по нраву жара, больше люблю холодные дни, а то и небольшой дождик. Мало того что дышится легче, так вдобавок слабеет ужасный смрад наших городов, каковой я – человек, наделенный Господом тонким обонянием, – всегда воспринимаю болезненно.
– Давайте-ка сюда, – указал я ему на дуб, под широкими ветвями которого мы могли найти тень и укрыться от любопытных ушей, окажись таковые неподалеку.
Мы встали подле толстого темного ствола с растрескавшейся и иссушенной корой. На одной из ветвей я заметил обугленный след от удара молнии.
– Итак? – спросил я. – Чего вы в действительности от меня хотите?
– Только то, о чем сказал. – Не знаю, показалось мне или нет, но я почти услышал, как он скрипит зубами. – Арестуйте меня и сопроводите в монастырь.
– А знаете что? – глянул я на него внимательно. – Я могу вас арестовать и допросить здесь, на месте, в Горлитце.
Он побледнел и ощутимо занервничал.
– Нет-нет-нет, – сказал быстро. – Пожалуйста, только Амшилас… Поверьте, я должен добраться туда как можно скорее.
– Путь до Амшиласа неблизкий, – вздохнул я. – И зачем вам я? Поезжайте сами, предайтесь в руки монахов – и вся недолга…
– Вы не понимаете! – Кажется, он намеревался ухватить меня за плечи, но передумал. – Вы должны охранять меня все три дня дороги… Он, он… хочет убить меня!
Голос его сделался тонким, а руки начали дрожать так, что ему пришлось одной придерживать другую. Что ж, кем бы ни был сей человек, наверняка верил в собственные слова.
Однако это не означало, что в них должен поверить я.
– Успокойтесь, – сказал я ему ласково. – И ответьте мне: кто хочет вас убить?
Он огляделся испуганно.
– Он, – прошептал. – Демон.
– Ах, вот что… Демон… Ну это все меняет! Может, у вас в Горлитце есть семья?
– Семья? – скривился он. – А что семья… – и тотчас оборвал себя. – Вы все еще мне не верите. – Он тяжело оперся о дерево. – Думаете, я безумен, верно? И вы правы, клянусь мечом Господа! Безумен или, вернее, был безумен, когда… – Он судорожно вздохнул, воткнув ногти в кору дерева. Я же заметил, что его пальцы желты от пятен – возможно, от работы с алхимическими препаратами. – Но это ничего не меняет, – договорил он уже более спокойно. – Ну ладно, дайте мне минутку, чтобы я мог вас убедить.
– Прошу, прошу, – согласился я, с надеждой поглядывая на небо: не начинает ли солнышко клониться к закату. Увы, не начинало.
– Меня зовут Казимир Нойшальк, и я – бывший доктор теологии императорского университета. – Слова его лишь подтвердили мои подозрения относительно его профессии и о том, откуда мог узнать названия запретных книг. – Не стану вдаваться в подробности, как и ради чего я соблазнился тайным искусством. – Я глянул на него, но он смотрел куда-то вдаль. – Важно лишь, что я совершил ошибку, инквизитор. Заключил договор с силами, с которыми теперь не в силах совладать. Моя жизнь теперь не стоит и ломаного гроша, и не думаю, что без вашей помощи я сумею пережить нынешнюю ночь.
