Похоже, епископ Герсард хотел убить двух зайцев одной стрелой. Во-первых, он желал раскрыть таинственное дело, а во-вторых, хотел еще раз рассорить церковников с инквизиторами. Говоря честно, я не видел в этом особого смысла, поскольку мы и так крепко не любили друг друга, и чувство это не было нужды дополнительно подпитывать.
* * *
Каноник Одрил Братта (и что это вообще за имя такое, милые мои? Разве кто слыхал о святом Одриле?) обычно исполнял служебные обязанности в канцелярии, неподалеку от собора Христа Мстителя. Собор был одним из красивейших зданий в Хез-хезроне, строили его лет двадцать, а злые языки утверждали, что каждый кирпич собора пропитан кровью рабочих. Слова эти были изрядным преувеличением, ибо не думаю, чтобы во время работ погибло там больше, чем пара десятков каменотесов. Возможно, легенда о тяготеющем над собором проклятии вызвана была смертью главного архитектора – я не смог бы сейчас вспомнить его имя, – который погиб, прошитый стеклянными обломками разбитого витража. И разве смерть эта не была достойна воспоминаний и анекдотов? Никакого тебе простецкого кирпича на голову, но сцена, насквозь пропитанная духом театральности!
У собора были три башни разной высоты, и на каждой колокол разного тона, а кроме того, на средней – огромные часы, где ежечасно появлялись одиннадцать апостолов, а каждые двенадцать часов – фигурка Иисуса Христа, что протыкал мечом фигурку Иуды Искариота. И это было зрелище, которое собирало как толпы приезжих, так и жителей Хеза, что охотно глазели на него в десятый или сотый раз. Оставалось надеяться, что их привлекает не только жажда легкомысленного развлечения, но и желание принять участие, пусть и символическое, в триумфе добра над злом. Полагаю, именно таковым было и желание ремесленников, которые создавали эти часы на заказ предыдущего епископа Хез-хезрона.
Здания канцелярии располагались за оградой собора, укрытые в ухоженном саду. Обычному человеку без соответствующих бумаг проникнуть туда было непросто, но официальная одежда инквизитора, в которую я как раз облачился, удержала стражников от каких-либо расспросов. Что ж, так уж повелось, что не нас, инквизиторов, принято расспрашивать.
– Каноник Братта. Он в канцелярии? – спросил я проходящего мимо ксендза в обтрепанной по подолу сутане.
– Д-да, – ответил тот, заикаясь: заметил сломанное распятие, вышитое серебром на моем кафтане.
– У себя?
– Да… Наверное…
Я кивнул и пошел дальше. Отца-каноника я нашел, когда тот как раз выходил из кабинета. Когда он увидел меня, да к тому же в служебном наряде, широко распахнул глаза. Мне показалось даже, что побледнел, хотя это могло оказаться лишь моим набожным желанием.
– Не беспокойтесь, каноник, – сказал я благожелательно. – Я займу у вас буквально минутку…
Он без слов отворил дверь и вошел первым, приглашая меня внутрь небрежным жестом. Пальцы его были очень худыми и очень бледными, на среднем же он носил скромное кольцо с темным камешком в оправе.
– Что вас привело? – спросил, усаживаясь в резное кресло под окном и не предлагая присесть мне. Так что я сделал это без приглашения.
– Служба, – вздохнул. – А вернее – поручение Его Преосвященства расследовать дело, которое велось против еретиков и в котором участвовали мастер Фолькен и писарь Хаусманн. А вы там были, насколько помню, ведущим допрос…
Он снова беззвучно кивнул. Но потом глубоко вздохнул.
– Раз уж Его Преосвященство вас прислал, у меня нет другого выхода, как с вами поговорить. Но я хочу, чтобы вы знали, сколь отвратительна мне ваша компания. – Он глянул на меня так, чтобы я прочел в этом взгляде презрение, однако я, как ни странно, увидел в нем прежде всего обеспокоенность.
– Я пришел сюда не разговаривать с вами, но допросить вас, – сказал я резко. – Разве что вы желаете быть официально вызванным в Инквизиториум. А ваше отношение ко мне не имеет никакого отношения к делу…
Конечно же, для столь важной особы, как каноник кафедрального собора Иисуса Мстителя, вызов в Инквизиториум не представлял никакой угрозы. Мы ведь не могли подвергнуть его рутинному, связанному с пыткой допросу без специального дозволения епископа, да и с этим позволением каноник имел право воззвать к самому Святому Отцу. Но визит в Инквизиториум, где его всецело презирали, наверняка не пришелся бы ему по вкусу.
– Так спрашивайте, – сказал он сухо и потер руки, хотя день был жарким, а в кабинете стояла духота.
– Кто был с вами во время допроса, кроме Фолькена и Хаусманна?
– Никого, – пожал он плечами. – Это было лишь начальное следствие.
Я не стал опровергать это утверждение, но, не скрою, удивился. Даже если Братта лгал, почему он думал, что я не ознакомился с протоколом Хаусманна, каковой протокол эту ложь раскрыл бы?
– Что произошло на допросе?
– Этот пьяница, – заскрежетал он зубами, – Бог свидетель, я должен был обратить внимание, что он едва держится на ногах… – говорил он, очевидно, о Фолькене, что все равно не проясняло ситуацию.
– Получается, Фолькен сперва совершил ошибку и убил одного узника, а вы, не возразив и словом, позволили ему пытать второго, которого он тоже прикончил? Так?
Одрил Братта поджал губы так сильно, что рот его превратился в ровный розовый шрам, который неестественным образом пересекал его лицо.
– Я совершил ошибку, – прошипел каноник.
– Где сейчас тела? Отчего умерли допрашиваемые… – я поднял руку. – Знаю, знаю, их пытали, но хочу знать, что именно сделал Фолькен, что пытка превратилась в казнь. Вызывали ли медика, а если вызывали, то где я могу найти его рапорт?
Каноник встал, а кресло, на котором он сидел, со скрипом отодвинулось.
– Я не должен отвечать на ваши вопросы, – сказал он рассерженно. – Особенно когда их задают подобным тоном!
– Я пришел сюда не по собственной воле, – ответил я ласково. – Напомню вам, отец-каноник, что меня прислал епископ Хез-хезрона, и уж поверьте, я на сие задание не напрашивался. Потому чем быстрее мы завершим дело, тем лучше и для вас, и для меня. Вы ведь должны понимать, что епископ любит получать ответы на те вопросы, которые задает. Быстрые и уместные ответы… – Я вздохнул поглубже и добавил печальным, серьезным тоном: – И конечно же, я с покорностью должен сообщить вам, что вы можете опротестовать решение Его Преосвященства относительно назначения меня следователем. Епископу, несомненно, придется по вкусу ваша принципиальность…
– Нет-нет, – взмахнул он руками, и по лицу его скользнула тень. – Не стоит беспокоиться, мастер. Вы правы. – Каноник кивнул, хотя сделал это с видимым усилием. – Давайте попытаемся покончить с этим как можно скорее.
– Итак?
– В случае с первым узником было тяжело говорить о вине Фолькена, – сказал каноник. – Вы ведь наверняка из собственной практики знаете, что встречаются люди слабого здоровья, которых самый вид инструментов и приготовлений к пыткам может привести к смерти…
