– Я – Мордимер Маддердин, – представился я. – Лицензированный инквизитор Его Преосвященства…
– Я слышал о вас, слышал, – сказал он, и глаза его, казалось, даже не моргали. – Чем же я могу вам помочь? – спросил он меня, небрежно махнув рукою и подавая знак своему подчиненному, чтобы тот вышел прочь.
– Признаюсь, мне понадобится ваша помощь, – сказал я. – Дело, с которым я пришел, не из простых…
– Присаживайтесь, мастер, – указал он мне в кресло. – Вина? Пирожных?
– Охотно, – ответил я, потянувшись к кубку.
– Тут, в Ямах, не бывает простых дел, – кивнул он, я же все ждал, когда он наконец моргнет. Было что-то неестественное в этом его мертвом, равнодушном взгляде. – Но я всегда охотно помогаю нашему любезному Официуму, особенно учитывая, что и он оделяет нас толикой работы…
Я слегка усмехнулся, дав понять, что понимаю и ценю вовремя сказанную шутку.
– Говорите, мастер… – Он наконец моргнул и снова сосредоточил на мне лишенный всяческих эмоций взгляд.
– Два дня тому были допрошены с плачевным, увы, результатом, двое монахов. Тела должны были привезти из городской тюрьмы позавчера вечером или ночью. Я хотел бы эти тела осмотреть…
Долгое время он смотрел на меня.
– Со всем уважением, мастер, – сказал наконец, – но коли б вы знали, сколько тел нам привозят каждое утро…
– Именно, – сказал я. – Утро. А эти тела привезли вечером.
– Ну уже кое-что, – признал он неохотно. – Говорите, из городской тюрьмы?
Я кивнул.
– Могу спросить у моих людей, – сказал он, не двинувшись с места.
– Сделайте так, будьте добры, – попросил я.
– Но и я осмелюсь, если позволите, обратиться к вам с просьбой, – сказал он.
Ну да, подумал я. Именно этого и следовало ожидать, бедный Мордимер. Ничего не дается даром в этом не лучшим из миров.
– Я вас внимательно слушаю, – ответил я ему.
Тем самым я согласился на его условия: услуга за услугу, хотя оба мы знали, что я мог бы попросту приказать ему предоставить помощь следствию. Вот только в этом случае я бы наверняка не нашел в Ямах никакой информации.
– Один из моих помощников развлекся с некоей девицей, – сказал он безо всякого выражения, да и лицо его все время оставалось неподвижным. – Фортуна обернулась так, что его схватили люди бургграфа и бросили в темницу. Ну это-то пусть, темница пойдет ему на пользу. Но один из ваших, – я понял, что он имеет в виду инквизиторов, – собирается обвинить его от лица Святого Официума. А это уже… более серьезно.
– А что за дело до этого Святому Официуму? – удивился я. – Нас не интересуют ни насилия, ни прелюбодеяния. Разве что, – я нахмурился, – дело касается родственницы какого-нибудь инквизитора. Тогда, уж простите, но не сумею помочь, даже если бы захотел.
– Нет-нет, – возразил он. – Видите ли, эта девица была, скажем так, не совсем жива, когда он с ней развлекался. Я бы даже сказал, что была она совершенно мертва…
– Ах, вот что, – ответил я.
Это не произвело на меня большого впечатления, поскольку близнецы, которые сопутствовали мне во многих моих странствиях, тоже предпочитали общество женщин спокойных и мертвецки холодных. И кому это могло помешать? Ведь когда душа человека отлетает к Престолу Господнему, на земле остается всего лишь пустая оболочка. Подобное поведение может вызывать отвращение, но зачем бы нам его искоренять? Конечно, это лишь моя точка зрения, ведь Церковь в своей неизмеримой мудрости смотрит на эту проблему несколько иначе, и ее мнение я принимаю во внимание со всем уважением.
– Не могу ничего обещать, – сказал я. – Но сделаю все, что в моих силах, чтобы снять обвинения с этого человека.
– Мне этого хватит, – ответил он и склонил голову так медленно, будто опасался, что та оторвется от шеи. – Вы ведь друг друзей, Маддердин, и я слыхал, что ваше слово стоит дорого.
– Покорнейше благодарю за доверие.
– Следует доверять друг другу в наши тяжелые времена, – вздохнул он и моргнул – аж дважды подряд.
Чудеса порой случаются, милые мои. Я не многого ждал от визита в Ямы, однако же… Оказалось, что один из работников Тауска прекрасно помнит, как привезли тела из городской тюрьмы, и даже знает, где их похоронили.
– Я прикрою глаза на то, что у вас нет соответствующего разрешения, – сказал Тауск, глядя прямо на меня, и я понял, что он надеется: его приязнь будет оценена.
– Покорнейше благодарю, – повторил я снова.
– Мелочи, – обронил он, и я мог бы добавить: «махнул рукою», когда б не тот факт, что рука его двигалась столь величественно, словно он был владыкой, приветствующим толпу.
Мы ждали на краю ямы, а работники Тауска быстро копали. Когда они дорыли до трупов, я помахал ладонью перед носом. Тела, к счастью, были достаточно свежими, чтобы запах гнили не оказался слишком резким. Внизу лежало несколько трупов, но могильщик помнил, какие из них привезли из городской тюрьмы. Выволок их наверх, а я присел над телами на корточки.
– Не видно, чтобы их пытали, – сказал Тауск, и я не мог не согласиться с его наблюдательностью.
Но даже не это было самым важным. Во-первых, у обоих мужчин остались волосы на голове и теле, а одно из основных правил подготовки допроса – бритье подсудимых, чтобы дьявол не мог укрыться в волосах и помогать им советами. Конечно, это суеверие или, скорее, обычай, нынче лишенный смысла, но его строго придерживались, когда допрос вел священник… Мы, инквизиторы, не уделяли бритью чрезмерного внимания, поскольку прекрасно понимали, что Зло скрывается в мыслях и сердцах людей, а не в их волосах. Во-вторых же, оба монаха имели на коже родимые пятна и родинки, но я не нашел и следа, свидетельствовавшего, чтобы эти места протыкали иглами, согласно с законом и обычаем. И третье, самое важное: ни один, ни второй монах не имели тонзуры, а волосы их были куда длиннее, чем позволял устав Нищих Братьев.
– Какие-то странные монахи, – сказал управитель, и я снова мог лишь признать его правоту.
– Весьма вам благодарен, господин Тауск, – сказал я ему. – Полагаю, что я увидел все, что хотел увидеть.
– И я так думаю, – сказал он голосом совершенно невыразительным.
Потому что и правда: увидел, что хотел, и по результатам осмотра трупов выходило вот что – кем бы ни были люди, привезенные из тюрьмы и похороненные в Ямах, монахами они не были наверняка. И где же тогда искать монахов, которых допрашивал каноник Братта? И зачем вообще было устраивать подобную мистификацию? Отчего он прятал людей, обвиненных в ереси, и какой цели они должны были послужить?
* * *
– Мастер Маддердин, – канцелярист Инквизиториума поднял на меня усталые покрасневшие глаза, – я надеюсь, вы понимаете, насколько необычна ваша просьба?
– У меня – полномочия от Его Преосвященства… – только и ответил я, хотя сперва намеревался сказать, что я – специалист по необычным просьбам. Но вовремя прикусил язык.
