Ха, становилось все интересней, хотя стоило принимать во внимание, что ступени могут вести всего-то в винный погреб. Вдруг Одрил Братта просто напивается здесь с настоятелем? Но разве соглядатаи не отметили бы в рапорте, что он выходил из церкви Богоматери Безжалостной пьяным? К тому же каноник не выглядел человеком, который неосмотрительно подвержен слабостям.
Я насчитал семьдесят ступеней, и, говоря откровенно, число их меня удивило: получалось, что место, в которое они вели, находилось куда глубже, чем я представлял. Изумление мое возросло, когда я увидел, что лестница привела меня в малый каменный зал. Совершенно пустой.
Я, однако, решил все тщательно проверить, поскольку мне казалось полным идиотизмом строить столь длинную лестницу, которая вела бы в такой крохотный подвальчик. Я осмотрел стены, присвечивая себе взятой с алтаря свечой. Но увидел всего лишь шершавые камни, древнюю кладку и влажные потеки. Конечно, это еще ни о чем не говорило. Если кто-то хотел скрыть тайный проход, он мог сделать это настолько изобретательно, что первый осмотр, пусть даже опытным глазом, ничего бы не дал. Поэтому я опустился на колени и, ползая по холодным камням, внимательно изучил сложенный из квадратных плит пол. Плиты были разного размера. Первый ряд всегда состоял из больших плиток, второй – из плиток, в четыре раза меньших.
– Ха! – сказал я себе, когда все же нашел то, что хотел найти.
Вынул из-за пояса нож и вставил в щель между камнями. Осторожно поддел плитку, чтобы не сломать острие, а после ухватился за нее пальцами и вытащил. Без труда, потому что, пусть и тяжелая, она не была скреплена раствором.
– Вот мы и дома, Мордимер, – пробормотал я сам себе, не скрывая удовлетворения.
Посветил и заметил в дыре железный рычажок. И что же теперь? Я потянул… Рычажок поддался, и что-то пронзительно скрипнуло в стене за моей спиной.
Я оглянулся. В каменной стене зияла щель, позволявшая пройти сквозь нее нетолстому человеку.
– Спасибо тебе, Господи, за благодать, коей Ты милостиво меня оделяешь… – произнес я и боком протиснулся в отверстие.
Я знал: найду ли здесь ответы на свои вопросы или нет, но дело уже достойно внимания. Ибо мы, инквизиторы, жаждем открывать затворенное, обнажать скрытое и узнавать неизвестное. Любая тайна пробуждает наше истовое желание ее выявить, а любая загадка молит о решении. Говоря языком простецов, нас можно назвать любопытными, но мы верим, что любопытство сие любезно Богу…
За проходом тянулся еще один коридор, и в конце его, справа, я увидел дверь. Осторожно приблизился и прислонился к ней ухом.
Я отчетливо слышал приглушенные голоса, доносившиеся изнутри, а в щель меж дверью и полом пробивался свет. Теперь следовало решить, что делать. Ворваться внутрь или спокойно подождать, пока кто-то выйдет? Изъяном первого решения могла оказаться запертая дверь. А напуганные моей попыткой вторжения, заговорщики (поскольку я уже не сомневался, что имею здесь дело с заговором) сбегут или же вызовут подмогу. И даже окажись дверь открытой – каков шанс, что внутри окажутся люди, которых я сумею одолеть?
Изъян второго решения состоял в том, что под дверью я мог ждать целую вечность, не зная, кто и когда пройдет по коридору…
Из двух зол я решил выбрать то, что позволяло разобраться с проблемами быстрее. Поэтому нажал на ручку, одновременно ударив в дверь плечом. Ввалился внутрь и увидел двух монахов, что ели, сидя за грубо сколоченным столом.
Это были именно они. Двое грешников, наделавших столько шуму. Те, из-за кого мне пришлось лезть в подземелья под церковью. Не казались слишком опасными (первый был мал, лыс и толст, второй – мал, лыс и худ), но я знал, что внешность бывает обманчива, а Зло часто принимает форму, на первый взгляд невзрачную.
Оба они вскочили с табуретов, перевернув кувшин с вином. По доскам на пол потекла красная струйка.
– Инквизитор, – пискнул Худой и отпрянул под стену.
– Инквизитор, – вторил ему Толстый.
В его случае я ожидал услышать голос глубокий и сильный, но раздался – снова – лишь писк; и если судить по нему, монах был из папских евнухов (может, отсюда и чрезмерный вес?), которые пели набожные песни во время месс. Злые языки утверждали, что нынешний папа пользовал евнухов не только как певцов, но за распространение таких лживых бредней можно было надолго оказаться в глубочайших подземельях. Что не означало, будто их никто не повторял. У нас же, инквизиторов, слишком много важных дел, чтобы выслеживать еще и людей со слишком длинными языками. И, насколько я знал, тайная полиция епископа тоже смотрела на это сквозь пальцы. Ведь у епископа, знаете ли, есть более важные дела, чем забота о доброй репутации Святого Отца…
– Мордимер Маддердин, инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-хезрона, – согласился я с ними, улыбнувшись в ответ на их удивительную сообразительность. – Полагаю, нам доведется поговорить с вами, милые братья, по душам.
Они замерли под стеной, таращась на меня с яростью и испугом.
– Как же так вышло, что двое монахов, которых в последний раз видели на столе палача Фолькена, скрываются в подземельях церкви? И как вышло, что им помогает каноник соборного капитула, ранее бывший главой судейской комиссии? Впрочем, – махнул я рукою, – не спешите отвечать. У нас будет достаточно времени для долгих разговоров, чтобы вы настежь распахнули предо мною свои сердца, – добавил я, снова усмехаясь.
– Ты ничего не понимаешь, инквизитор, – сказал Худой. – Но позволь нам…
– Позволю позже, – сказал я и добавил куда более резким тоном, вытащив из-за пазухи моток веревки. – Руки за спину.
– Мы укажем тебе путь истинной веры! – крикнул Толстый без малого с мольбой в голосе, но я подошел и наотмашь ударил его тыльной стороной ладони по губам. Он захлебнулся кровью.
– Руки! – повторил я.
На этот раз оба послушно повернулись ко мне спиною, и я связал им руки в запястьях, а после затянул узлы веревки так, чтобы монахам пришлось идти рядом друг с другом. Но веревка была достаточно длинна, чтобы я смог вывести их наружу.
Я вытолкнул обоих за дверь, в коридор – и увидел свет со стороны входа. Монахи тоже заметили, что помощь близка, и Толстый взвыл: «Инквизитор, здесь инквизитор!» Я ткнул его кулаком за ухо – и он свалился на камни как мертвый. Но мертвым не был, уж поверьте мне: не для того Мордимера Маддердина столько лет обучали, чтобы он с одного удара убивал полезных для следствия людей.
Худой повалился на товарища, я же перескочил через них, задув свечу. Держась поближе к стене, двинулся в сторону света. И как нюхом чуял, убравшись с середины коридора: мимо свистнула арбалетная стрела.
Я рванулся вперед, зная, что даже самому лучшему стрелку понадобится какое-то время, чтобы перезарядить оружие. Свет погас, я почти сразу наткнулся на человека в плаще и кольчуге – и одним быстрым движением воткнул ему нож в горло. Человек захрипел, обрызгав меня кровью из разрезанной артерии, пытаясь вцепиться мне в одежду. Я оттолкнул его и помчался дальше, слыша удалявшийся топот сапог. Мужчина в плаще и кольчуге был всего лишь охранником, главная же моя жертва убегала по темному коридору – наверняка зная дорогу куда лучше меня. Я мог ориентироваться только на слух, но догадывался, что человек бежит в пустой подвал. И если он доберется туда раньше меня – сумеет закрыть вход, поймав бедного Мордимера в ловушку. И тогда-то у него будет время вернуться с подмогой…
