Он тебя заводит, крошка. На самом деле он этого не хочет.
«Это ничего, Дев, что в данный конкретный момент наш сын мне не очень нравится?»
На второй уровень стоянки выходит струнный квартет, в черных платьях, с электрическими инструментами, немыслимые формы и космические изгибы; прожектор освещает музыканток, затем поднимается на один уровень выше, на молодую солистку в белом, изображающую ангела. Поразительно мощным сопрано солистка начинает гимн:
– Господь дал нам силу и твердость…
Затем еще один гимн, «Иерусалим», который подхватывают все присутствующие, и снова раздают свечи. Случайные прохожие, не являющиеся членами Церкви, также с улыбками принимают свечи, захваченные происходящим. Когда затихают последние ноты, прожектора поднимают свои лучи вверх, и Именованные расступаются, освобождая дорогу.
Толпа суетится, гул голосов нарастает. Какая-то незнакомая сестра рядом с Коул начинает плакать. Мягкий луч света плавно движется по балкону над ними, следуя за матерью Низшей, выходящей к ним. Толпа дружно ахает. И тут оживает огромный экран, установленный под балконом, показывая, что мать Низшая стоит на прозрачной плексигласовой платформе, отчего кажется, будто она парит в воздухе. На ней небесно-голубое облачение, длинные золотисто-соломенные волосы ниспадают на плечи, на груди поблескивает ожерелье «Прости». Классический голливудский блеск, Кэтрин Хепбёрн
[104] в роли Девы Марии. Она поднимает руки, и толпа отвечает дружным ревом. Кто-то из присутствующих близок к обмороку.
– Добро пожаловать, сестры! Радуйтесь вместе со мной, ибо вы благословенны, вас любят, и благодаря святой милости Господа вы прощены. – Динамики разносят ее голос по улицам, сильный и мягкий; такой и должна быть мать, всегда сгибающаяся, подобно тростнику в воде или дереву в бурю, дающая и дающая до тех пор, пока у нее остается хоть что-нибудь.
– Сестры и души, сегодня замечательный день. Вы собрались здесь. Это просто замечательный день. Даже радостный. – По толпе проносится рябь смешков. Все внимают каждому слову матери Низшей.
– И мы с радостью видим здесь новые лица. Спасибо. На нас снизошла благодать. И нам бы хотелось пригласить тех, кто еще не примкнул к Церкви, встать рядом с ними. Зажгите свечи. Обещаю, мы не кусаемся. И никто не будет пытаться ничего вам продать. Если только в вашем списке покупок нет вечного спасения! Шучу.
В такой прекрасный день легко забыть, правда? Сияющее солнце, мороженое и волны, набегающие на пляж. Но мы помним, да? Даже в самые светлые мгновения мы храним скорбь, мы помним. Помним своих мужчин.
Коул мысленно отмечает, какая у нее идеальная материнская фигура, «Низшая» только в том смысле, что она не отец. Она всегда знает, что делать, что лучше, куда направлять, которая заботится о своих детях: но только им дозволяется быть лишь детьми. Венди из «Питера Пэна»
[105]. Для кого-то это просто замечательно.
Но только не для тебя, крошка.
«Да, извини. Как выясняется, ничто человеческое мне не чуждо, и я совершаю страшные ошибки». Но нужно держаться. Это не призвание. Мало просто быть матерью; для того чтобы делать дело хорошо, нужно в первую очередь быть личностью.
– Теперь они здесь, с нами, – продолжает мать Низшая. – Они живут в наших воспоминаниях, в том, как мы каждый день почитаем их в своем сердце. Я хочу поддержать ваше стремление хранить память о своих любимых, о тех, кого больше нет с нами, о мужчинах, которых вы знали, которые жили в этом мире, и пусть теперь они живут в вас. Я хочу, чтобы вы зажгли свечу в своем сердце и сохранили пламя в радости и в горе, особенно в горе. Когда вы будете тонуть в страхах и сомнениях, неуверенные в каждом своем решении, пусть это пламя озарит ваш путь. Одна свеча – это ничто. Света едва хватит на то, чтобы кое-как видеть, но от одной свечи зажгутся другие, и если каждая из вас зажжет свечу…
Служительницы идут сквозь толпу, зажигая свечи. Свет гаснет, стремительно накатываются сумерки. Коул понимает, что момент точно рассчитан: к тому времени как зажжется последняя свеча, станет совсем темно.
– Тогда света у нас будет достаточно, чтобы справиться с любым мраком. Так помолимся же о том, сестры мои, чтобы нам было ниспослано прощение за все наши ошибки, за совершенные нами грехи, за все те моменты, когда мы сходили с праведного пути. Помолимся о том, чтобы найти благодать в нашей женственности, быть скромными, смиренными и добрыми, ласковыми и добродетельными, чтобы усмирять желания, гнев, отчаяние и повышать голос только в прошениях, молитве и хвале. Господь простит нам всё. Но вы должны попросить. Да будет с вами мир! – Она задувает свою свечу.
– И с тобой мир! – повторяет толпа, ее слова и ее жест, и на какое-то мгновение все оказываются в полной темноте.
– Ну вот, самый подходящий момент! – Коул хочет взять Милу за руку, но та отдергивает ее.
– Мам, ну можно? Можно, пожалуйста? – с мольбой произносит она. – Щедрость говорит, что начнутся благословения. Мы сможем подняться к матери Низшей; она возложит на нас руки.
«Только после моей смерти!»
– Извини, малыш. Мы пришли, увидели, помолились, и теперь мы уходим.
54. Майлс: Составные грехи
Мама распахивает дверь автобуса и забирается внутрь. Она принимается словно безумная шарить под потолком, затем открывает потайное отделение и достает тряпку, в которую завернуто что-то пухлое. Пачки купюр.
– Нам это понадобится, – говорит мама, после чего хватает его за руку и бежит по улице, прочь от Храма и от всей жизни, которую они построили.
– Мама, какого хрена? Я хочу сказать, какого фига… какого черта? – поправляется Майлс.
– Мы вынуждены так поступить. К тому же правительство Соединенных Штатов конфисковало все мое имущество. – Она затаскивает его в фойе гостиницы. Возможно, той самой, перед которой стоит скелет мамонта.
– Мама, это грех!
– Здравствуйте! – обращается мама к дежурной. – Будьте добры, вызовите нам такси. Спасибо. – Она ведет себя словно сумасшедшая.
– Вы остановились у нас?
– Нет, но мы занимаемся богоугодным делом. Всего один звонок? Вызвать такси? Господь вас благословит!
– Ну хорошо, – вздыхает дежурная. – Куда вам нужно?
– Маленькая Гавана – это ведь в центре, да?
Дежурная вопросительно поднимает брови.
– Обманный маневр, – подмигнув, шепчет мама.