– Разве ты не понимаешь, что только это их и интересует – наши члены?
– Ерунда. Мы же ведь дети.
– Но мы вырастем.
– Все равно ерунда. Я никогда не буду заниматься сексом.
– А что насчет поцелуев?
– Суперерунда.
– Ты знаешь, что они хранят в холодильнике в лаборатории малафью? – Джонас ухмыляется, увидев на лице у своего приятеля недоумение. – Ну как же, «кефир»? «Смазку»? «Сок из трусов»?
– Зачем? – сбит с толку Майлс.
– Чтобы твоя мама забеременела.
– Чушь собачья. Она не захочет.
– Захочет. Наверное, она пытается забеременеть прямо сейчас. Возможно, она уже беременна!
У Майлса перед глазами все становится белым и расплывается, словно гнилостное заплесневелое лицо Раковых пальцев.
– Заткнись! Заткнись немедленно! – Он с силой толкает Джонаса, и тот налетает на стол. Разбивается что-то стеклянное.
Но Майлс уже бежит, спешит к лестнице. И ему нет дела до того, что Джонас плачет; он хочет на улицу, хочет вырваться отсюда и вернуться домой. В свой настоящий дом, в Йоханнесбурге, где кошка и знакомые соседи.
Но тут его хватает за руку солдат-медсестра.
– Стой! Остановись! Ты должен лежать в кровати!
И он не плачет. Не плачет.
13. Билли: Разъяренные кошки
Все это кажется привычным. Незнакомая ванная, холодный белый фарфор, к которому она прижимается щекой, край раковины, впивающийся в ключицу, кто-то прижимает ее голову вниз. Она уже бывала здесь, думает Билли. Когда ей было одиннадцать лет, и она впервые перегнулась через фарфор, извергая содержимое желудка, и миндальный вкус ликера, проходящего в обратную сторону, казался еще более омерзительно-сладким. Коул держала ее за волосы, она хотела вызвать «скорую», рассказать папе, она умоляла, потому что алкогольное отравление – это очень серьезно.
Он отправит меня в интернат! Ни в коем случае не говори ему! Ты хочешь остаться совсем одна?
Свалила всю вину на уборщицу. «Па-а-ап, почему от Марты пахнет марципаном, когда она убирает в гостиной? И почему она всегда закрывает дверь?» Для того чтобы пройтись пылесосом по всем углам. Билли это знала. Однако этого оказалось достаточно, чтобы заронить сомнение. А только это и нужно – тень сомнения. Коул ничего не сказала, а Марту выгнали, что было замечательно, потому что она вечно трогала личные вещи Билли и ворчала, что та не застилает кровать. Нет смысла плакать из-за разлитого «Амаретто».
Обжигающее дезинфицирующее средство. Рико выливает ей на затылок целый долбаный флакон, возвращая ее к действительности. Билли кричит, помимо воли, задыхается от химического вкуса в носу, во рту. Она пытается вырваться и ударяется головой о медный кран.
– О-о, твою мать!..
– Все равно что мыть разъяренную кошку, – своим резким европейским акцентом произносит Зара. Чудненько, значит, и она тоже тут. Вся шайка. Впрочем, можно было бы узнать татуировку в виде черепа на руке, прижимающей голову Билли к раковине.
– Успокойся, – говорит Рико. – Нужно обработать рану. Очистить ее от гноя. Ты же не хочешь, чтобы там завелись черви, да? – Она трет рану грубой губкой. От боли у Билли перед глазами пляшут искры, как при оргазме, по конечностям разливается тепло, уходящее в пустоту. Окружающий мир исчезает и возвращается обратно.
– Держи ее неподвижно, твою мать!
Тонкие пальцы прижимают ей скальп, запечатывая оторванную кожу, кто-то накладывает в рану мазь. Запах у нее одурманивающий. Как-то Билли вместе с Эми Фредерикс и Райаном Лю нанюхались краски из баллончика, который стащили в школе из кладовки. «Ах вы маленькие дряни, я знаю, что это были вы!» Та же самая химическая вонь. Эми и Райан валили все на нее, как будто она приставила им к виску пистолет и заставила сделать это. Козлы. Такие же, как и ее гребаная сестрица. Билли снова теряет нить, где она находится. Ее рвет «Амаретто», Коул держит ее за волосы. Щека прижимается к прохладному фарфору. Но это не рука Коул, у нее нет прикольной татуировки в виде черепа (значит, это никчемная дрянь Зара, долбаная шлюха)…
И тут слышится звук отдираемой «липучки». Кто-то лепит ей на затылок пластырь. Волосы на этом месте коротко обрезаны, убраны, боль острая, обжигающая. Зара резко ее отпускает. Все осталось позади. Билли сплевывает в раковину. Это даже не желчь. Едва хватило на плевок. Когда она что-нибудь пила в последний раз? Билли отрывает шею от раковины и ощупывает пластырь, твердый пластик.
Девчонка с картофельным пюре вместо лица на плитах пола. Отмыть кровь просто. Это наверняка было спланировано заранее. Такое могло бы случиться и с ней. Еще может случиться. Это нечестно. Она этого не заслуживает. Она ни в чем не виновата.
– Что ты думаешь? – Рико обращается не к Билли.
– Сотрясение мозга, – ставит диагноз Зара, ее глаза на вытянутом лице затянуты дымкой. – Практически наверняка.
– С этим будут какие-либо проблемы?
– Это что за нашлепка? – опустив голову, ощупывает пластырь Билли. Ее вот-вот снова вырвет, прикосновение раковины к щеке отдает прохладой. – Мне нужно наложить швы. Мне нужен врач!
– Если ее снова начнет рвать или у нее проблемы со зрением, возможно, дело в опухоли головного мозга, – равнодушно произносит Зара. – Нам помогла бы компьютерная томограмма, но для этого надо везти ее в больницу.
– Да. В больницу. Мне нужно в больницу, мать вашу! – Билли приподнимается на локтях и наклоняет голову, чтобы видеть отражение в зеркалах, три пересекающихся круга, и в них отражается эта парочка, равнодушные взгляды колумбийской блондинки и брюнетки с лошадиным лицом. Диаграмма Венна
[15] из преисподней. «Мисс Снайперша и Ужасы войны», – думает Билли. Она вытирает губы и задирает подбородок, чтобы получше разглядеть серебристую полосу, расчертившую ей голову подобно металлической пластине. Никакая это не повязка.
– Клейкая лента? – Ей хочется плакать. – Долбаная клейкая лента?
– Медицинские привилегии только для тех, кто доводит дело до конца, – говорит Рико. – Ты сильно подвела миссис А. Покупатель очень расстроен.
Она на заднем сиденье машины. За рулем Зара, рука с татуированным черепом лежит на рулевом колесе, за стеклом чахлые кустарники пустыни. Рико опустила свое стекло и курит. Табачный дым засасывает обратно в салон, от него Билли опять тошнит.
– Вот и отлично, очнулась наконец, – говорит Рико.
– Не померла, – соглашается Зара, используя минимальное возможное количество слов, так что трудно сказать, на этот ли исход она рассчитывала.
– Где мы? – У Билли во рту такой вкус, словно опоссум неделю назад посрал там, а затем и сам сдох.
