Однако он чувствует, что она снова недоговаривает.
50. Коул: Страна детей
Недоверие. Чего раньше между ними никогда не было. Часть взросления, нормальная гравитация между подростками и их родителями, отделяющая их друг от друга. Коул всегда думала, что ей придется беспокоиться, как бы Майлс не убегал из дома, не пил и не пробовал наркотики. Она представить себе не могла, что он станет таким религиозным. Она не может ему сказать. Ему нет еще и тринадцати лет, он слишком маленький, чтобы играть в покер.
И еще есть вероятность того, крошечная-крошечная, что Майлс проговорится своей новой подруге Щедрости, мать ее за ногу. Это ради его же собственного блага. Любимая отговорка всех.
Значит, он снова мальчик? Осторожнее, крошка. Расслабишься – и тебя поймают.
Поэтому она не говорит Миле о двух следующих сообщениях, пришедших ей на почту.
От Кел:
Найди магазин грампластинок «Кровь и пот» в Маленьком Гаити. Спроси Даллас. Она посадит вас на корабль. Не беспокойся, за все уже заплачено. Поторопись! НЕ ПРОПУСТИ ДАТУ ОТПЛЫТИЯ! Берегите себя!
Мы вас любим,
Я, Сисонке и собаки
И затем от Билли:
Коули, не уплывайте без меня. Я уже в пути! Дождитесь меня! Ты обещала.
Целую, Б
Она бежала бы отсюда сию же секунду, но есть проблема со шлагбаумом на въезде, и сотней свидетелей. К тому же ей нужно напоследок еще раз наведаться в «Автобусный банк», невзирая на заверения Кел.
Терпение, крошка. Постарайся соответствовать своему имени.
Вечерние Покаяния – грандиозный спектакль; все восемьдесят семь присутствующих отделений отправляются в разные стороны, чтобы помочь массам обрести прощение. По дороге сюда Надежда вкратце рассказала о предстоящей массированной вылазке в город.
– Это будет великолепная возможность, – сказала она.
Точно. Смыться не оглядываясь.
Поэтому Коул полностью готова к двум часам дня, когда сестры не спеша возвращаются к автобусу, который, как ей хочется думать, она больше не увидит. Ее заначка, засунутая в лифчик, теперь составляет уже семьсот девяносто долларов, и она чувствует липкое похрустывание купюр. Ее «апология» уже насквозь промокла от пота.
Но Мила нетерпеливо приплясывает. Она действительно ждет этого. Тем больше причин ничего ей не говорить. Пока.
Мальчик поймет. Позже. Ты поступаешь совершенно правильно.
Обнадеживает то, что в Майами по-прежнему царит оживленная суета, даже несмотря на призрачные акры мемориала на месте сражения. Этот город – старое и новое божество. Кажется, все стараются соответствовать легендам, связанным с этим местом. Гангстеры и иммигранты, латиноамериканские щеголихи и белые пенсионерки, играющие в гольф, весенние каникулы и старые деньги, ар-деко и неон.
Они направляются в Кокосовую рощу, шикарную и очаровательную, как это предполагает название. Здания в стиле ар-деко с затейливыми карнизами и жилые комплексы из голубого стекла, в том числе одно, закрученное вокруг своей оси, словно косичка, возвышающаяся среди пальм.
И жизнь! Многонациональная, со всеми оттенками коричневого: девочка с двумя косичками на затылке катится на скейтборде прямо по дороге, увертываясь от ржавого грузовика. Стайка женщин в пышных платьях, с ухоженными ногтями класса бездельников, глазеют на витрины магазинов, вытянувшихся вдоль улицы, потому что, несмотря на контейнеры у грузовых причалов, заполненные гниющей одеждой в таких количествах, износить которые не смогут пятьдесят ближайших поколений людей, непомерно дорогие вещи по-прежнему в моде.
Из окон вырываются острые ароматы ямайских булочек с мясом, смешанные со зловонием пищевых отходов. В тренажерном зале, выходящем на улицу огромными окнами, женщина едва не сваливается с беговой дорожки, возбужденно указывая на автобус своей приятельнице. Религиозный цирк на колесах. Коул приветливо машет им рукой.
Мимо проезжает на велосипеде женщина в желтом летнем платье, в корзине на руле пудель в очках, и Коул хочет толкнуть Милу, привлекая ее внимание. Однако ее дочь уставилась невидящим взором в окно.
Сестры выходят из автобуса у небольшого торгового центра, однако время самое неподходящее. Трое девиц лет восемнадцати-девятнадцати, в джинсах с оторванными штанинами, белых жилетках и пестрых бусах, устанавливают ударную установку и портативную акустическую систему среди хозяек, выгуливающих собак, и работниц, обедающих на скамейках, в серых комбинезонах со светоотражающими полосками, с касками, болтающимися на руке подобно корзинкам. Женщина средних лет в пурпурном спортивном костюме кормит хлебными крошками голубей и одну бесстыжую крысу.
Одна музыкантша берет скрипку. Она закрывает глаза, ее естественно вьющиеся волосы колышутся в такт изящным движениям смычка. Тут вторая девица садится за барабаны, третья начинает речитатив рэпа, и в целом получается очень неплохо. Стратегия гораздо лучше, чем у сестер, всем так проще, мгновение удовольствия и восхищения, не требующее полноценного участия и даже контакта взглядами. В обитом изнутри бархатом кофре у ног девиц растет горстка монет.
Кое-кто из зрителей трясет головами в такт музыке, все происходящее кажется таким живым. Коул ловит себя на мысли, что здесь можно было бы остаться. А правда, насколько трудно будет затеряться в этом городе?
Тем временем сестры понимают, что устраивать свой спектакль рядом – это уже слишком; соперничать с музыкой они не смогут. Поэтому все снова садятся в автобус и по совету Умеренности отправляются в Уинвуд. Сперва район не кажется им многообещающим. Целые кварталы складов и мастерских, по большей части заколоченных, сменяются игривыми настенными рисунками нестрашных чудовищ, амазонок и детей с птичьими головами. Однако на многих строениях таблички «Сдается коммерческая недвижимость»; здесь по-прежнему безлюдно. До тех пор пока автобус не заворачивает за угол и не оказывается в оживленном центре. За столиком перед кафе «Пантера» («Здесь подают настоящий кофе! Также есть кофейные напитки и цикорий!») женщина в пестром западно-африканском платье и в таком же платке уставилась вдаль поверх экрана переносного компьютера с видом человека, ожидающего вдохновения. Две женщины в сознательно уродливой одежде, мешковатой, с накладными плечами, и с такими же уродливыми прическами оживленно беседуют перед часовым магазином, а тем временем их собаки, бульдог и афганская борзая, обнюхивают друг друга.
– Это как раз то, что нужно, – одобрительно говорит Надежда. – Замечательная идея, Умеренность.
Сестры рассыпаются по улице пестрыми кучками, пытаясь достучаться до заблудших и напуганных, вот только таковых здесь нет. Тут все чем-то заняты, а сестры им мешают. Какой святой покровитель дел, заранее обреченных на неудачу? Апостол Фаддей. Он бы по достоинству оценил упорное стремление сестры Надежды проповедовать тем, кто абсолютно не желает ее слушать.
