Она достала серебряную чашу из стоящей рядом сумки. Налила красного вина из фляги туда.
— Оно красно, как кровь человеческая, — сказала нараспев. — И лоза никогда не вырастет без солнечного света, даруемого свыше.
Добавила воды из другой фляги, разбавляя.
— Без воды не будет жизни.
Достала кинжал и принялась размешивать им напиток.
— Ylim всемогущ и не знает он страх. Он истинный царь на земле, в небесах…
Теперь она заговаривала незнакомыми стихами, как всегда, когда проповедовала.
Помочь и спасти, свою милость отдать
Тому, кто идет по прямому пути.
Кто предан ему, не войдет во тьму.
Бог с теми, кто лично испытан в боях.
Кто жизнь отдает во славу одного.
Погибнув, воссядет у трона Его.
И протянула чашу Фенеку.
— Для тех, — сказала, пока он пил и передал дальше, — кто бился за веру. Идущих на смерть.
Дождалась, пока все выпьют, и на взгляд Илака еле заметно покачала головой. Он не дрался и не для него. Он здесь для записей, не больше.
— Каждый из вас выберет достойных вступить в братство воинов. Пятерых. Не больше. Выбирайте заслуживших. Только нашей веры и лишь бившихся рядом.
Оп, сказал сам себе Илак, торопливо записывая. А ведь она Синего записала в единоверцы. Он тоже прошел обряд?
— Ни деньги, ни заслуги, ни пол, ни что-либо другое не имеют значения. Потом они могут провести обряд с другими пятью, добившимися делом права стать в одном строю.
И так все будут связаны узами через кого-то, понял Илак мысль. Братство внутри общины. В него будут стремиться попасть, и это свяжет еще сильнее, а заодно даст новых воинов.
— Я не полководец и не стану вести в бой. Не мое это дело. Влад, сын Фенека, готов ли ты вновь принять груз тяжкой ответственности, связанной с командованием походом?
— Да, госпожа, — ответил тот после заметной заминки.
Синий переглянулся с Бирюком. Похоже, они тоже уловили. Ни о чем таком не договаривались без них. Фенек не ожидал.
— Клянешься нести нашу веру с честью даже ценой собственной жизни?
— Да, госпожа.
— Соблюдать правила и обычаи нашего народа, не противоречащие вере?
— Да, госпожа.
— Будешь ли верно служить общине до смерти или освобождения от должности?
— Да, госпожа.
— Тогда я официально и при свидетелях назначаю тебя старшим над нашими войсками. Императором.
Подразумевался хорошо известный румский титул. Полководец, а не владыка государства.
— Да, госпожа.
— Будете ли вы сражаться и умирать, как прикажет поставленный мной командующий?
Теперь она обращалась к остальным.
— Да, госпожа, — ответили они нестройным хором.
— Будете ли требовать от других того же?
— Да, госпожа.
— Запомните свои клятвы накрепко. Вы — армия Ylim, созданная по воле его. Вы не мне дали слово. Ему.
Минута прошла в молчании.
— А теперь, — сказала Мария, — можете высказаться. Не о выступлении, количестве пороха и нехватке лошадей. Это будете решать с Владом. Есть нечто иное? Говори, — разрешила, когда Тодор поднял руку. Так просят слова на большом собрании.
— Община разрослась. Нас слишком много, и невозможно контролировать, кто чем занят и где пропадает. Мы иногда уже не знаем, кто есть кто. — И он демонстративно уставился на Синего.
— Меня зовут Анибал, — скалясь, сообщил тот.
Мария посмотрела на смешливого внимательно.
— Кроме Ylim, нет других богов, — явно на публику сообщил тот. — Верую в Единого. Милостью Его, пребывающего во век, не оставим от врагов веры истинной даже следа.
— Никого не надо заставлять верить силой, — вмешался Фенек. — К ней нужно прийти сознательно. Пусть иноверцы платят дань. Или налог, если так красивее будет звучать.
— Хех, — хмыкнул Синий. — Когда он прав, то прав. Так даже лучше. Десятину?
— Это решим потом, — перебил Тодор. — Это не к спеху. А вот община — важно. Вот пришли к нам туареги, а есть среди них хоть один знаток веры?
— Не хуже тебя молитвы знают, — пробурчал Синий.
— Нужно объяснять и объяснять, чтоб дошло до всех. Назначить наси-старейшину. Со знаниями, чтоб давал общине точные ответы на возникающие вопросы. Пусть он выберет еще хотя бы двух из местных для решения денежных вопросов, принятия новых членов в общину, обучения желающих слушать. И чтоб сообщали о своих делах регулярно, а не пропадали без вести навсегда. Чтоб мы знали и помогали, если необходимо. Не важно чем. Людьми, едой, оружием, в конфликте с соседями. Если наши, то во всем!
— Не мешает послать во все стороны магидов рассказывающих, — подал голос и Бирюк. — Не случайных людей, а готовых нести слово божье по Мавретану. Листовки хорошо, но человек с правильно подвешенным языком — лучше. Что? — переспросил уставившихся на него соседей. — Я не прав?
— Кто лучше подойдет, как не знающий дороги и известный Почтарь, — сказала Малха совершенно серьезно, озвучив общую мысль. — Может, и Сова согласится? Карателя никто не тронет, он может проповедовать всласть.
— Я — нет! — быстро отреагировал Синий. — Какой из меня знаток?
— У меня есть большая книга в нескольких экземплярах, — порадовал Фенек, — со всеми молитвами. Очень удобно для странствующего. Бесплатно подарю.
— Хватит! — рыкнула Мария. — Не заставляйте жалеть, что слушаю. Научитесь сотрудничать нормально. Можно не любить человека, но отдавать должное его уму и знаниям. А мериться, кто самый-пресамый герой, станете в бою. Все. Идем!
Она поднялась и решительно направилась на выход. Остальные не стали пихаться, лезя на наиболее почетные места. Напротив, с демонстративной предупредительностью уступали друг другу место, но фактически наружу вышли в том порядке, в котором зашли. Люди по-прежнему ждали, теперь уже не видно было разделения на пришедших в разное время, стояли вперемешку, и они оказались под взглядами.
— Да он живой! — взвизгнул женский голос.
— Подняла из мертвых!
Илак вспомнил, что и сам не так давно был уверен, что Фенека убила Мария. Неудивительна такая реакция.
Пророчица подняла руку, призывая к молчанию. И оно наступило практически сразу, разговоры и бормотание как обрезало.
— На словах мы добры, но лелеем нечестивые помыслы. Забудешь закон, обожая себя, и вычеркнет Он тогда тебя. Будь собой и стремись к совершенству.
Она опять заговорила рифмованно, как при молитве. Похоже, снова в трансе. Илак торопливо черкал на краешке таблички, чтоб не испортить прежнее.