Книга Ведуньи, страница 3. Автор книги Элизабет Ли

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Ведуньи»

Cтраница 3

– Мам, – спрашивает Энни, не вынимая пальца изо рта, – расскажи, откуда я взялась?

Вжиканье ножа по камню стихает. Мать, оставив в покое свой котел с варевом, садится рядом с Энни. Малышка часто просит ее рассказать об этом, но иногда она ее попросту отталкивает, а иногда все же соглашается кое-что рассказать, вспомнить былые счастливые деньки.

– Твоя жизнь началась совсем не так, как у других. Ты была для нас даром и волшебным образом проросла прямо из земли.

Энни, удобно угнездившись у нее на коленях, спрашивает:

– Значит, и во мне полно волшебства, да, мамочка? Но вот у Сары и Джона был папа, а у меня нет. – Уголки губ у нее печально опускаются. – А мне бы так хотелось, чтобы и у меня был папа.

– Да, он был хороший человек…

Смутное воспоминание вспыхивает в моей душе и тут же исчезает, я едва успеваю его ощутить – это воспоминание о теплой руке отца, которой он гладит меня по голове, о запахе насквозь просоленной отцовской одежды.

В сгущающемся сумраке не понять, какое у мамы сейчас выражение лица, но по тому, как она склонила голову, я догадываюсь, что она совершенно поглощена мыслями о прошлом. Я пытаюсь перехватить взгляд Джона, но он делает вид, что страшно занят, и протирает точильный камень подолом собственной рубахи.

– Он был такой высокий… – Мне кажется, что мама разговаривает сама с собой. – Высокий, как дерево, и руки сильные, жилистые, как ветви…

Я жду, крепко обхватив себя руками и заранее зная, что сейчас мать выбирает самое светлое из своих воспоминаний, чтобы им с нами поделиться. Остальные, куда более мрачные, возможно, придут потом.

Джон презрительно фыркает и снова начинает вжикать ножом по камню. Ему было всего пять, когда погиб наш отец, и вряд ли он так уж хорошо его помнит. Энни сейчас тоже пять.

– Ну да, я знаю, какой он был с виду, – говорит Энни. – А на что он был похож?

– У него были кудрявые волосы, черные и блестящие – так блестят камешки в морской воде. А глаза у него были переменчивые, как вода морская.

Сейчас мама продолжает говорить, уже почти отвернувшись от Энни.

– Он называл меня красавицей. Говорил, что такой чудесной кожи, нежной и белой, как свежие сливки, ни у кого больше не видел.

Энни с громким хлюпаньем выдергивает изо рта палец и возмущенно повторяет свой вопрос:

– Ну, мам, ты что, меня не слышишь? Я же спросила, на что он сам-то был похож?

– Мама устала, – говорю я ей и встаю. Пора остановить эти дурацкие вопросы и ответы. – Да и тебе спать давно пора. Давай-ка ложись. А я принесу колокольчик.

– Я не хочу спать! – решительно заявляет Энни и, насупившись, складывает руки на груди.

Джон стучит ножом по точильному камню, потом подносит его к самым глазам, пытаясь хоть что-то разглядеть в уходящем свете дня. На Энни он даже глаз не поднимает и только намекает ей вкрадчивым тоном:

– Темнеет уже, ночь на пороге. А ты ведь знаешь, бельчонок, кто приходит вместе с темнотой и ищет свежей крови!

Я отвешиваю ему звонкий подзатыльник:

– А ну-ка прекрати, бестолочь!

Но Джон своего добился: Энни мгновенно срывается с места, подлетает ко мне и просовывает свою лапку в мою ладонь. Вид у Джона страшно довольный; слегка вздернув брови, он снова устраивается точить нож, да еще и ноги на стол кладет.

Мать по-прежнему сидит на кровати, обхватив руками колени. А мы с Энни, держась за руки, обходим весь дом с колокольчиком. Нужно по три раза позвонить в каждом углу, а потом вернуть колокольчик на прежнее место у очага.

– Ну вот, – говорю я, когда с этим делом покончено, – теперь нам ничто не угрожает.

– Ты ляжешь со мной?

Я быстро смотрю на мать. Она пребывает в той же позе и полностью поглощена воспоминаниями.

– Хорошо, – говорю я.

Но прежде чем улечься, мы осматриваем кольцо золы вокруг нашей постели. Оно осталось целым. Завтра я смету его и, как всегда, насыплю новое, горстью зачерпывая золу из очага и стараясь сыпать ее как можно аккуратней, чтобы нигде не было пропусков. Это единственное, что я могу сделать, чтобы уберечь Энни от опасности. Уберечь ее во что бы то ни стало – вот моя единственная цель. Кольцо, правда, может защитить только Энни, но не меня. Хотя, говорят, он почти никогда не возвращается дважды в одно и то же место.

Энни уже свернулась клубком у меня под боком, и я накрываю нас одеялом. Она крепко обнимает меня за шею горячими руками, ее дыхание после слишком обильной трапезы отдает чем-то кислым. Воздух в доме насквозь пропитался противным запахом вываренной головы ягненка.

У меня не осталось никаких воспоминаний о той ночи, когда он пришел и оставил у меня на коже свою отметину, а потом напился моей крови. По какой причине он выбрал именно меня, мне еще только предстоит выяснить. Темно-красная отметина у меня на боку существует с тех пор, как я себя помню, но до двенадцати лет мать ни слова не говорила мне о том, что это пятно означает, и я обращала на него не больше внимания, чем на то, что у меня от рождения голубые глаза и непокорные вьющиеся волосы. Объяснив мне, какая жизнь отныне меня ждет, мать с полным равнодушием восприняла мои слезы, вызванные тем, что все варианты этой будущей жизни, которые я представляла себе в мечтах, вдруг съежились и исчезли, и остался лишь один-единственный. Впрочем, для Энни еще ничего не потеряно.

Энни, засыпая, сосет большой палец, а на свободные пальчики еще и накрутила «для надежности» завитки моих волос. В доме тихо, слышно только, как Джон ножом подрезает себе ногти на ногах, а обрезки сует в рот и жует. Ему-то повезло: у него никакой отметины нет. Раньше я всегда ему завидовала – ведь он был свободен выбирать себе любую профессию, любое мастерство; он мог сам расчистить для себя в жизни любую тропу и пойти по ней. Но сейчас, став старше, я перебираю в уме возможные жизненные пути, по которым мой брат мог бы пойти, и не вижу ничего, кроме той неверной тропы, которую он уже предпочел.

– А за кровь люди хорошо мне заплатят! – вдруг доносится до меня голос матери, и я вздрагиваю. Энни тоже просыпается, открывает глаза и даже перестает сосать палец.

– Ш-ш-ш, – говорю я им обеим, но мать не унимается:

– Для заклинаний свежая кровь особенно хороша. А еще люди любят, когда кровью метку смерти наносят. Тогда те, кому такую метку нанесли, за избавление готовы заплатить.

– Мама, ты разбудила Энни! – Меня раздражает бормотание матери. А от злости я всегда становлюсь храброй и сейчас сама удивлена своим дерзким тоном. Мать, не отвечая мне, продолжает бормотать:

– И глаза очень даже пригодятся. Каждому ведь хочется иметь заколдованный глаз, способный за твоими врагами следить, правда? Какой ты все-таки молодец, Джон! Этот твой ягненок еще целую неделю нас кормить будет. Только в следующий раз притащи покрупнее.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация