– И как утка больше не хожу, – откликнулась Сара, и глаза ее весело блеснули.
Дэниел обошел повозку, чтобы помочь Саре слезть на землю, но она его опередила и спрыгнула сама. А Бетт, подойдя еще чуть ближе и быстро глянув на него и на Сару, тихо сказала:
– Я там еще одну юбку тебе на кровать положила. Запасную всегда хорошо иметь.
– Спасибо, – сказала Сара. – Как только смогу, я сразу же…
Но Бетт покачала головой и даже слегка нахмурилась:
– Нет. Это подарок в честь твоего прибытия. Ничего особенного. Я бы любой новой работнице что-нибудь обязательно подарила.
Впрочем, всем было ясно, что у любой другой работницы имелся бы хоть какой-то запас собственной одежды. Дэниел подавил мимолетное желание поцеловать Бетт, ибо она точно бы этого не одобрила, и возблагодарил Бога за то, что отец счел нужным подарить Бетт так много одежды из материного гардероба. Щедрость Бетт ни в коем случае не приведет к тому, что сама она голой останется.
– Ну ладно, пойду я. Нельзя же мне с вами всю ночь болтать, – сказала она. – А вы в дом ступайте.
На кухне в очаге пылал огонь, горели свечи, вкусно пахло жарким, однако тарелки были уже вымыты и убраны. Отец со своей кружкой сидел за столом, а Гэбриел стоял в дверях, уже надев шапку и собираясь уходить. Дэниел огляделся, пытаясь понять, как человек, пришедший сюда впервые, все это воспримет. В доме было, как всегда, уютно, и выглядел он вполне гостеприимным. Сара застыла в темном углу у порога; прочесть что-либо по выражению ее лица было невозможно. Дэниел нервно сглотнул. Надо взять себя в руки, думал он, все равно назад теперь хода нет.
– Входи, входи, девочка, – сказал Саре отец, и голос его прозвучал необычайно ласково. – Я знаю, в чужом доме всегда сперва не по себе бывает, но ты привыкай, теперь это и твой дом. Не смущайся.
Сара шагнула к нему и улыбнулась как бы всем сразу.
– Спасибо вам.
Дэниел ждал: вот сейчас отец или Гэбриел ее узнают, закричат… Господи, как же мучительно долго тянутся эти первые мгновения! Он не сводил с Сары глаз. Он видел перед собой обыкновенную девушку, доярку, ничем не отличающуюся от любой другой, но хорошо представлял себе, какой хаос света и тьмы бушует сейчас в ее душе, ибо и сам он тоже был во власти этого хаоса. Предостережения Бетт вертелись у него в голове. Он привел Сару в дом ее врагов, из-за него она оказалась в гораздо более опасном, чем прежде, положении. Вот сейчас они ее узнают, и тогда всему конец.
Он с ужасом ждал этого. Но ничего не происходило.
Гэбриел откашлялся, снял шапку и, вертя ее в руках, сказал:
– Добро пожаловать к нам. – Он оглянулся на отца, который, приподняв от умиления брови, любовался Сарой, и поправился: – Хотя, может, мне и не следовало бы так говорить. Ведь дом-то не мой, не мне и гостеприимство проявлять. – Понурившись, он шагнул было к дверям, но снова остановился. – А все ж таки мне очень приятно видеть вас здесь, мисс. Ну, то есть очень! Вы тут всем нужны, а коровам особенно. – Он даже покраснел от смущения. Потом вдруг внимательно вгляделся в лицо Сары и спросил: – А скажите-ка… мы с вами не… наши пути, случайно, нигде не пересекались?
У Дэниела чуть сердце из груди не выскочило. А Сара, мельком на него глянув, так и застыла. Он постарался как можно убедительней рассмеяться и сказал:
– Нет, что ты! Это совершенно невозможно. Да и где вы могли встречаться?
– Ладно, Гэбриел, – вмешался отец, – ступай-ка ты лучше домой.
Гэбриел, тряхнув головой, напялил шапку и смущенно буркнул:
– Да уж, это я зря ляпнул. Желаю приятно вечер провести, – и он, откланявшись, исчез в темноте за дверью.
– Ну что ж, – сказал отец, – вы оба, должно быть, проголодались и устали. Там вам всякая еда оставлена. А потом, девочка, мой сын покажет, где твоя комната. – Допив эль, он поставил кружку на стол и с трудом подавил желание рыгнуть. – А я, пожалуй, до таверны прогуляюсь.
Дэниел и Сара еще некоторое время стояли молча в колеблющемся свете очага и слушали, как потрескивают дрова. Лишь когда за дверью совсем стихли шаги отца, Сара, зажимая руками рот и едва сдерживая нервный смех, бросилась к Дэниелу.
– Ох, я думала, они меня узнают!
– Для них ты всего лишь доярка из другой деревни, такой они и будут тебя считать. – Он сказал это очень уверенно, хотя душу его по-прежнему терзали сомнения. Однако он и себя заставлял думать, что так оно и есть, ибо все их дальнейшие планы зиждились именно на этой уверенности. Он снял с Сары чепчик, вынул из волос шпильки, и ее роскошные кудри рассыпались по плечам, как прежде. – Но только не я, – сказал он. – Нет, только не я. Для меня ты прежняя Сара.
Как две полные луны
Новая жизнь… А может, и новая кожа?
При свете свечи я дрожащими руками расшнуровываю корсет, стаскиваю с себя одежду и, повернувшись боком к свету, натягиваю кожу, чтобы как можно лучше рассмотреть свою отметину.
Она на прежнем месте.
Но я снова и снова ее рассматриваю. Провожу кончиками пальцев по коже, хотя это пятно всегда было гладким, видимым лишь глазу.
Значит, я по-прежнему им отмечена, избрана им. Глаза мои наливаются слезами, и я прижимаю к ним кулаки, чтобы не заплакать, чтобы удержать на поводке того, кого замечаю краем глаза. Не знаю, почему я решила, будто в другом доме, в другой одежде мне удастся уйти от своей судьбы. То облегчение, которое я испытала минувшим вечером, теперь сменяется разочарованием. Мне нужно очень осторожно управлять скрытой в моей душе силой, дабы обеспечить собственную безопасность и не позволить тому псу застигнуть меня врасплох и тем самым дать всем понять, что я самозванка.
Да, я по-прежнему избрана им и не знаю, долго ли мой властелин позволит мне скрываться здесь, прежде чем ему захочется полностью овладеть мною – даже и против моей воли. И потом, он ведь все еще способен забрать Энни. Я опять прижимаю к глазам кулаки, но не могу прогнать страшное видение: ручонка Энни, на которой отчетливо видна его отметина и на которую наш новый магистрат холодно смотрит, а потом хватает мою сестренку, а заодно приказывает арестовать маму и Джона и всех отправляет в ассизы. И тогда им всем… Я с силой ударяю себя кулаками по лбу, ибо мне тут же мерещится виселица.
В глубине моего существа раздается грозное рычание пса; оно сотрясает все мое тело, и я понимаю, что даже если всего лишь злобный шепоток тех, кто хочет навлечь на нас беду, доберется до ушей магистрата, я использую все заключенные во мне темные силы и обрушу их на виновных. Любой, кто станет порочить мою семью в глазах магистрата, познает всю силу моего гнева.
Эти жуткие мысли прерывает тихий стук в дверь. Так может стучаться только Дэниел. Я моментально натягиваю на себя одежду, снова зашнуровываю корсет и приглашаю его войти.
– Ну, – ласково спрашивает он, – тебе понравилась комната?
