Смерть бедняжки не была ни быстрой, ни милосердной. Она довольно долго задыхалась, тщетно пытаясь дотянуться пальцами ног до земли, а жизнь тем временем понемногу утекала из ее тела, и рядом не было ни одной доброй души, никого, кто мог бы дернуть ее за ноги, сломать ей шею и спасти от дальнейших мучений.
На ее искаженном лице и сейчас видны следы слез.
* * *
Мама идет медленно, словно согнувшись под тяжестью того, что мы только что видели. Когда мы с ней прощаемся, она бережно закутывает меня в шаль, как маленькую, и сует мне в руки узелок с сухими травами. Потом берет мое лицо в ладони, целует и говорит:
– Расскажешь об этом только тому, кому полностью доверяешь. О нас даже не упоминай. Нельзя допустить, чтобы нас еще и с этим преступлением связали. И постарайся сделать так, будто нашел ее кто-то другой, а не ты. Сейчас ни в коем случае нельзя допустить, чтобы стало известно, кто ты такая.
Я быстро обнимаю ее и наклоняюсь к Энни. Она завернулась в мамину юбку, сосет большой палец и смотрит на меня своими карими глазками.
Я целую ее в щеку. Пожалуй, она все-таки чуточку поправилась.
– Не бойся, – говорю я, – мама никогда не даст тебя в обиду. А та девушка теперь спокойно уснула.
– Бедняжка, – вздыхает мама, когда я выпрямляюсь. – Отныне душа ее так и будет бродить по лесу вместе с другими неприкаянными душами.
* * *
Дэниел как раз ставит лошадей в конюшню. Слава богу, рядом больше никого нет, и мне ни перед кем не нужно притворяться. Лишь мельком взглянув на мое лицо, он хмурится, подходит ко мне, обнимает, и я тут же выпаливаю:
– Филлис! Филлис в лесу повесилась!
Половина правды
Дэниел считал удары колокола. Шесть, как всегда, в честь умершей женщины; потом еще по одному за каждый год, что Филлис прожила на свете. Ей было всего четырнадцать.
Их ферма всегда выделяла для похорон и лошадь, и повозку, так что ему с самого начала пришлось стоять там, видя перед собой растерянные и опечаленные лица людей. Мать Филлис подошла к нему, схватила его за руку. Ее лицо было так близко, что Дэниел мог бы сосчитать, сколько новых морщин появилось у нее после смерти дочери.
– Она ведь ему не давалась, знаешь ли. Сопротивлялась, ни за что не хотела… – плакала бедная женщина.
– Я знаю, – сказал он, не сомневаясь, что его теперь вечно будет преследовать высохшая дорожка слез на щеке мертвой Филлис – это было первое, что бросилось ему в глаза той ночью в лесу, когда он ее якобы нашел.
А мать Филлис все цеплялась за него холодными руками, и горькие слезы текли у нее по лицу и падали на землю.
– Она, наверное, решилась, когда у нее во второй раз месячные не пришли, – зачем-то рассказывала она, странно кивая, и Дэниел не мог понять, то ли она кивает в подтверждение своих слов, то ли просто у нее голова от горя трясется.
– Иди-ка сюда, Мэри, – окликнул ее отец Филлис, хмуро сдвинув брови. Потом подошел к ним, взял жену за руку и повел прочь. Но, оглянувшись через плечо, быстро сказал Дэниелу: – Совсем она с ума сошла после такой утраты. Слова разумного не скажет.
Дэниел занял свое место в процессии деревенских жителей, пожелавших сопровождать повозку с телом на кладбище. Он был рад, что темнота скрывает его лицо, а в руках у него свеча, защищающая от слетевшихся сюда неупокоенных душ. Оглянувшись назад, он заметил Сару, которая впервые решилась участвовать в похоронной процессии; ее чепец белел в лунном свете. Рядом с ней была Бетт.
* * *
Необычным было это собрание в амбаре. Состоялось оно сразу после похорон.
Но никаких поминок не было. Никому не предложили даже домашнего печенья или вина, и люди стояли мрачные, опечаленные. Собрание было устроено по предложению магистрата Райта. Он, как и в прошлый раз, взобрался на сноп соломы – постамент довольно неустойчивый, – и, возвышаясь над собравшимися жителями деревни, начал свою речь:
– Печальное событие послужило причиной того, что все мы здесь собрались. Трагическая гибель юной души. Огромная потеря для ее семьи и для всей нашей деревни. – Из того угла, где стояли родители Филлис, послышались глухие рыдания. – Однако нам ни в коем случае нельзя закрывать глаза на те отвратительные события, которые явились причиной этого несчастья, как и на недостойное поведение самой покойной, на ее женское распутство.
У Дэниела перехватило дыхание. Он ждал, что в защиту Филлис раздастся хоть чей-нибудь голос, но все молчали. Магистрат тоже помолчал, обводя взглядом толпу. Каждому в деревне было известно, что Филлис сама предпочла смерть позору. Каждому было известно, сколь неестественной и страшной была ее смерть. Даже преподобный Уолш взял эту историю на вооружение и представил ее в своей проповеди как некую пагубную случайность, хотя голос его во время службы дрожал от горя. Уж он-то, как надеялся Дэниел, не стал бы молча слушать, как Филлис обвиняют в распутстве, даже если это делает представитель закона.
– У всех вас есть дети, – снова заговорил магистрат Райт, – вы живете все вместе, в одной деревне, и ваш общий долг – вывести ваших детей на правильный жизненный путь, осветив его собственным благообразным примером. Я вижу зло, опутавшее вас подобно савану, подобно вездесущему туману! И если вы сами впустите зло в ваши дома, то и сети ваши будут приходить пустыми, и дети ваши станут голодать…
Дэниел чуть сдвинулся, не сводя глаз с чепца Сары. Но лица ее под ним разглядеть не мог. Он страстно мечтал вернуться во вчерашний день, когда они с Сарой были на берегу реки и он обнимал ее, а Филлис была еще жива, и душу его не терзало чувство вины и отчаяния, вызванного ее гибелью. Только Сара могла сейчас проникнуть в его душу и спасти ее, ибо он все глубже погружался в бездонный колодец страдания. Он даже начал потихоньку продвигаться к ней по краю толпы, понимая, что ему станет легче, если он хотя бы просто постоит с нею рядом.
– Наша молодежь слаба, – продолжал магистрат. – Слабы и наши женщины. Не хватает у них душевных сил, чтобы сопротивляться проискам дьявола. Слабоволие и духовная грязь поразили их души, а потому они становятся легкой и лакомой добычей для сил зла. Мы должны защитить их – и прежде всего от их собственной нравственной неполноценности.
В толпе задвигались, зашептались, и Дэниел продолжил постепенно продвигаться в сторону Сары.
– Вы должны быть бдительны! – Голос магистрата окреп и стал еще громче. – Должны внимательно следить за своими женщинами, не позволяя им проявлять распущенность и идти на поводу у собственных душевных недостатков. Вы должны следить, чтобы они не устраивали шабашей, возглавляемых ведьмами и колдуньями, которые не допускают на эти сборища мужчин, ибо те способны прогнать зло и придать своим женщинам душевных сил. Вы должны внимательно следить за применением любых тайных знаний – в том числе и за теми знахарями, которые используют различные целебные травы и плоды. Вы должны стараться разглядеть любую дьявольскую отметину, оставленную на коже человека, ибо все это есть признаки зла.
