Первомай! Музыка! Знамёна! Портреты!.. Красная площадь, я с папой, точнее, на папе, машу большим красным бумажным цветком Сталину… а он разговаривает с каким-то дядей с портрета – до слёз обидно.
Я обещание пионеров и октябрят товарищу Сталину выполнил: первый класс закончил без троек – четвёрки и пятёрки у меня! И… полетело беззаботное лето. «Динамо», городошная секция – с удовольствием ставил разные фигуры, чтобы их разбивали дяди, самому мне метать биту было ещё тяжеловато. В июле – на вторую смену в лагерь «Руза». В августе Смоленщина с мамой и братиком Сашкой. Впервые сел на лошадь. Деревня убирала сено. Стоговали – малые копны свозили к большому стогу. Подавали сено на стог и принимали наверху взрослые, в основном женщины. А на лошадях, которые волоком тащили копёшки, сплошь ребятня.
Перед школой пришла в гости тётя Нюра и подарила мне книжку сказок. Картинки в ней я сразу же узнал – такие же, только больше, висели в «Юном зрителе», в кинотеатре: и Баба-яга в ступе, и Иван-царевич на Сером Волке со своей Еленой Прекрасной.
Высотка на Смоленке уже хорошо поднялась. В «Науке и знании» мы с Колькой Николаевым, одноклассником, смотрели «Белый клык», а в фойе кинотеатра был выставлен макет будущего высотного здания Министерства иностранных дел. Мы долго ходили вокруг макета, любовались. Вдруг Колька спросил:
– А оно не свалится на наш Сивцев? – и продолжил: – Если завалится, то все дома раздавит.
Я стал возражать:
– А ты видел, какую яму под него вырыли? Этажей шесть, а может, и семь вниз – как оно завалится?
Колька жил в первом подъезде нашего дома, на несколько метров ближе к высотке и серьёзно беспокоился:
– Если завалится, нам первым крышка.
– Не бэ
[8] – не завалится.
В нашем дворе появились две новенькие девочки: беленькая Лена была из первого подъезда, другая, чёрненькая Соня, проживала в отдельном одноэтажном доме в углу двора. Они мне обе понравились. Соня всегда была очень нарядная – другие девочки даже на праздник так не одевались, как она по будним дням. Она не бегала по двору, не прыгала через верёвочку, наверное, берегла дорогие юбки и платьица. Зато никто не мог переглядеть её, играя в «моргалки». Я попытался было переглядеть её, не моргая, губы даже кусал, чтобы продержаться, – ничего не вышло. Может быть, это потому что мы только смотрели, или, проще, «зенки пялили», а она всё время что-то думала про того, на кого смотрела, и глаза её меняли выражение от печального до весёлого, но не моргали.
А златовласка Ленка была совсем другой. Она не говорила, а как-то быстро щебетала и даже могла одновременно и щебетать, и хохотать. И ходила она, как-то пританцовывая, даже руки её двигались в каком-то собственном танце. И голову она склоняла набок, как никто не склонял, и вдобавок хлопала зелёными глазками. А если играла в какую-нибудь игру, «в штендер» или «прыгалки», то всегда с каким-то радостным визгом.
Школа, второй класс, во дворе снова линейка. Горн, барабан, знамя. Директор школы Эльманович – высокая, худая, голова с проседью, лицо с вялыми щеками и тяжёлым, мужским, подбородком, одета в серый костюм с галстуком – оглядела все классы и произнесла речь. Она говорила, что мы, школьники, вместе со всем советским народом должны поставить высокие цели, взять высокие обязательства и выполнить их, идя навстречу семидесятилетнему юбилею любимого вождя всех трудящихся, знаменосца мира Иосифа Виссарионовича Сталина. Комсомольцы и пионеры нашей школы должны проявить трудолюбие и настойчивость, чтобы не было ни одного отстающего ученика, ни одного второгодника. Это будет лучшим подарком вождю и учителю товарищу Сталину.
После директора вышла старшая пионервожатая и писклявым голосом прокричала:
– Пионеры! К борьбе за дело Ленина – Сталина будьте готовы!
– Всегда готовы, – прогремела линейка.
В кинотеатре «Арс» посмотрел «Трактористов», а в «Юном зрителе» – «Парень из нашего города». И в том, и в другом фильме играл артист Крючков. Потом я ещё видел фильм «Котовский», где Крючков снялся сразу в двух ролях. Во дворе с ребятами часто повторяли, цедя сквозь зубы: «Кто-то что-то сказал?..»
В школе появился новый учитель физики, про него сразу заговорили. Вовка Набатов поведал, как его одноклассника (тот стрелял скрученными бумажными пульками из рогатки в виде тонкой резинки, укреплённой на большом и указательном пальцах) физик «запустил в стратосферу». Схватив за шкирку, он вытянул ученика из-за парты и протащил к выходу из класса, раскрутил волчком и дал пендаля́ коленом под зад так, что тот лбом вышиб дверь и вылетел в коридор. Позже Вовка показал мне нового учителя – он шёл по коридору в начищенных сапогах, наглаженных форменных штанах, в гимнастёрке без погон, по талии ремень со звездой на пряжке.
Другой раз, это я уже сам видел, Борис Дмитриевич (так звали физика) зашёл в туалет и, увидев куривших старшеклассников, вмиг сорвал свой ремень, ловко намотал его на кулак, оставив свободной тяжёлую пряжку, и с широким замахом стал хлестать нарушителей (в школе их почему-то называли «злостными курильщиками»). Про Бориса Дмитриевича говорили, что он вернулся с войны с двумя ранениями и тяжёлой контузией.
Зуботычины орденоносной Мариван, подзатыльники завуча, ремень Бориса Дмитриевича – всё это было обыденностью. Никто даже не задумывался о каком-то несоответствии: с одной стороны, нас, детей, лупят, с другой – мы, дети, благодарны за счастливое детство. Всё казалось нормой нашего жития-бытия: ученики для того, чтобы проказить, учителя – чтобы учеников дубасить. Зато на пионерской линейке мы, юные ленинцы, к борьбе за дело Ленина – Сталина всегда готовы!
Радио всю осень клокотало песнями и стихами в честь надвигающегося юбилея любимого вождя, корифея, учителя, отца и лучшего друга, знаменосца мира, верного ленинца… что ещё?! гения человечества! – Иосифа Виссарионовича Сталина. Вечером 21 декабря мы всей семьёй, прильнув к чёрной картонной тарелке радио, слушали Большой театр, праздничный концерт в честь дня рождения, юбилея, семидесятилетия товарища Сталина, слушали бурные, долго не умолкающие аплодисменты. Радио тем вечером слушали в каждой комнате, в каждой квартире, в каждом доме, в каждом городе и в каждой деревне, где только можно было слушать. Слушал весь СССР.
Школа готовилась встретить Новый, 1950 год, встретить с ёлкой. Чтобы охватить всех учеников школы новогодним праздником, решили провести несколько ёлок-представлений. За организацию взялась мама Саши Тихомирова. Дедом Морозом выбрали большого, рослого старшеклассника, а вот Снегурочку где взять? Хотели даже девочку из ближайшей школы пригласить, но мама Тихомирова остановила свой взгляд на мне – я был самым маленьким по росту в классе и самым шустрым. Она припомнила, каким смешным я был Петрушкой, и сказала, указав на меня:
– Вот кто будет у нас Снегурочкой.
Мне показалось это очень интересной затеей: я – мальчик, и вдруг – девочка Снегурочка. За два дня мне сшили шубку Снегурочки из кусков разной материи, оторочили ватой (будто бы мех) воротник и подол, из фольги вырезали снежинки и нашили их спереди и сзади, шапочку смастерили. Перед представлением надели на меня парик с косичками, накрасили ресницы, щёки нарумянили… А ещё были чулочки и сапожки фетровые, муфта из ваты и рукавички пушистые.
