– Серёжа, в Ленинграде с пятого по десятое ноября, – деловито перевела разговор на другую тему Анна Гавриловна, – будет проходить Всесоюзный слёт пионеров, и там необходимо будет зачитать приветствие и, возможно, несколько раз выступить. Мы с руководством Дома пионеров решили, что ты с этой задачей вполне справишься. Выступать придётся в Смольном, Таврическом, Аничковом… Тебя родители отпустят?
– Конечно, отпустят.
– Вот и хорошо. С тобой поедут ещё две девочки (одна танцует, другая поёт) и мальчик – какой-то невероятный шахматист. Послезавтра тебе нужно быть к десяти часам в горкоме комсомола, там тебя проинструктируют, всё расскажут о программе вашего пребывания в Ленинграде и дадут тексты приветствия и выступлений.
– А Есенин?
– А потом Есенин.
Дома я с порога объявил, что меня посылают в Ленинград.
– Моя молодость, – мама улыбнулась, – завод «Светлана», – и посмотрела пристально на меня. – Ленинград – это хорошо, а со школой-то что делать будем? Ведь двойка на двойке и двойкой погоняет.
– Мама, я школу закончу, – пообещал я в очередной раз.
Как же я её не любил… школу. Не любил из-за учителей – злые они какие-то были: вечно осуждающий взгляд, вечные подозрения и жёсткость – жёсткость во всём, даже когда здоровались.
– Guten Morgen, Эмма Карловна.
Немка сначала взглянет – нет ли подвоха?
– Guten, guten, – как бы сама себе.
Справедливости ради надо вспомнить Александра Фёдоровича, первого учителя истории. Фамилия его была Строганов, а он сам, напротив – добрый, общительный, легко откликался на шутку и юмор. Он располагал не только к себе, но и к предмету, который преподавал. Его внимательно слушали, и он внимательно слушал. Невысокого роста, с большой головой и мягким бархатным голосом. Многие девчонки ему симпатизировали.
– Когда Марии-Антуанетте доложили, что чернь бунтует, она, не поднимая головы от рукоделия, спросила: «Чего они хотят?» – «Хлеба, Ваше Величество». Тут Мария-Антуанетта медленно повернула голову к министру: «Ну так пусть едят пирожные».
Александр Фёдорович так повернул голову к классу и так ядовито-сладко произнёс эту последнюю фразу, что я почувствовал – он в ту секунду точно был Марией-Антуанеттой. И ещё мне было интересно, откуда он знал, что она медленно повернула голову? Он что, был там? Видел? Нет – то было двести лет назад. Он не мог видеть, но мысль об этом событии так его зарядила.
В горкоме комсомола отыскал кабинет, где меня ожидали. За столом сидела молодая красивая женщина, каких изображают на комсомольских плакатах.
– Серёжа, горком комсомола и пионерская организация Москвы доверяют тебе очень серьёзное поручение.
Я весь «вытянулся в струнку», хотя и сидел на стуле.
– В Ленинграде, на слёте пионеров Советской страны тебе надо будет зачитать приветствие слёту от всех пионеров Москвы. Его можно читать по бумаге, вот она. – Женщина протянула мне лист с машинописным текстом. – Но прочитать его надо «с чувством, с толком, с расстановкой», – с улыбкой процитировала она Грибоедова.
– Да я могу и наизусть, я быстро учу.
– Замечательно. А как ты учишься, Серёжа?
Не моргнув глазом, я ответил:
– Без троек.
– Очень хорошо. А в какой школе?
– В шестьдесят первой.
Женщина стала листать справочник, спросила:
– Директор у вас Екатерина Дмитриевна?
– Да.
– Я ей сейчас позвоню и предупрежу, что тебя не будет в школе с пятого по десятое ноября
[16].
Женщина крутила телефонный диск, а у меня всё внутри похолодело: «Сейчас откроется вся правда». Слабым утешением было то, что в словах моих не было лжи – тройки действительно в моём дневнике отсутствовали. Там была пятёрка по физкультуре, четвёрки по русскому, истории и географии, остальные – двойки. Без троек.
– Екатерина Дмитриевна, – заговорила хозяйка кабинета в трубку, – здравствуйте. С вами говорят из горкома комсомола.
Я сидел напротив и напряжённо ждал, когда лицо сотрудницы горкома вытянется и она вытаращит на меня глаза.
– Ученик вашей школы Никоненко едет по заданию горкома комсомола на пионерский слёт в Ленинград на время ноябрьских праздников. Я хотела бы вас предупредить, что его не будет с пятого по десятое число.
Пауза повисла – на том конце провода говорила Екатерина Дмитриевна. Последовал вопрос горкомовской работницы:
– А как у него с успеваемостью?
Я вдруг совершенно успокоился, только щёки немного горели.
– Всё хорошо? Да? Тогда большое спасибо. До свидания.
Я ничего не понимал…
Четвёртого ноября мама проводила меня с Ленинградского вокзала. Мы ехали вечерним поездом, в купе со мной мальчик-шахматист и две девочки, а сопровождающая нас дама была в соседнем купе. В городе на Неве нас, делегатов слёта, поселили в районном Доме пионеров. На последнем этаже в большом зале поставили пятнадцать коек – девочки с одного края, мальчики с другого, нас даже ширмой не разгородили. Выдали нам форму пионерского слёта – тёмно-синие с начёсом шаровары, белые с густым ворсом кофты и белые шапочки, ну а галстуки пионерские мы повязывали свои. Среди приезжих делегатов были пары мальчик-девочка из Прибалтийских республик, из Украины, из Белоруссии.
В первый день после обеда нас посадили в автобус, наверное, ещё довоенный, и повезли посмотреть город: Михайловский замок, Летний сад, Марсово поле, памятник Суворову, Кировский (Троицкий) мост, Петропавловка, Стрелка Васильевского острова, Зимний дворец, памятник Петру, Исаакий, Аничков мост с конями Клодта, Дворец пионеров Ленинграда. Ехали медленно, и экскурсовод успевала многое рассказать про город – история, блокада, архитектура.
После ужина долго не спалось. Прильнули к окнам: прямо напротив, через Фонтанку – Ленинградский цирк. Дождь, трамваи, зонтики… Перед сном повторил приветствие (завтра слёт) – и провалился, уснул.
Десять утра, Таврический дворец. Всё как положено: заиграли в горны, забили в барабаны, внесли красное знамя. Пошли приветствия, первым предоставили слово для приветствия делегатам от пионеров столицы нашей Родины, города Москвы. Я вышел на сцену и легко, по памяти, произнёс положенную речь. Остальные приветствия читали с листа. Затем нас приветствовал партийный начальник из Смольного, потом главный комсомолец Ленинграда сделал доклад о задачах пионерии Советского Союза. Слёт продолжался целый день с двухчасовым перерывом на обед.
Седьмого ноября нас, пионеров, гостей слёта, в 9.30 привезли к трибуне руководителей партии и правительства Ленинграда на Дворцовую площадь. В 10.00 – парад, за ним демонстрация. Затем в нашей программе – обед, «Аврора» и вечером «Смольный». Я сидел в президиуме рядом со старым большевиком – участником Октябрьской революции. Мне дали слово, я вышел к трибуне, с которой Ленин 38 лет назад провозгласил, что революция свершилась. У меня две страницы текста, как попугай, я повторил всё, что можно было прочитать на плакатах, заборах, в заголовках газет: пионерия… комсомол… партия… коммунизм…
