Восьмого ноября нас, четверых пионеров-москвичей, пригласили на открытие Ленинградского метрополитена. У станции «Площадь Восстания» митинг, два чиновника перерезали красную ленточку. В Ленинграде есть метро! В первом вагоне первого поезда с партийцами, что вчера стояли на трибуне, мы прокатились до станции «Автово» и вернулись обратно.
Закрытие слёта пионеров: обещания, клятвы, горны, барабаны, знамёна и «Всегда готовы!». Вечером – концерт в Ленинградском Доме пионеров, я читал Маяковского, отрывок из поэмы «Хорошо!». Девятого ноября: Эрмитаж, Кунсткамера, Московский вокзал – домой! Так закончилось моё «ленинградское дело», или «ленинградская афера».
Мне, конечно, и по возвращении было интересно, почему директор Эльманович подтвердила работнице горкома, что у меня хорошая успеваемость? Может, она так сделала, чтобы престиж школы не уронить, мол, нет у нас плохих учеников, а если уж кого-то выдвинули на Всесоюзный слёт, да ещё по ходатайству горкома, то следует пойти навстречу: в горкоме знают, кого выдвигают. Ну а если что-то не так с успеваемостью, то её можно и подтянуть – впереди целая четверть. Так я рассуждал за Екатерину Дмитриевну.
Неожиданно на ситуацию с «ленинградской аферой» пролился свет. В начале второй четверти на уроке немецкого Эмма Карловна решила по-немецки поведать забавную историю.
– Ein knabe, – начала она, не называя имён.
Каждое предложение мы переводили вслух по очереди. Эмма Карловна рассказывала мою историю о поездке в Ленинград. Она дошла до места со звонком в школу из горкома, когда директора спросили, как учится тот самый мальчик. Оказывается, в это время в кабинете директора находилась классный руководитель младшего брата мальчика, а младший брат, в отличие от старшего, учился очень хорошо… Благодаря случайности этот мальчик, у которого пять двоек, и поехал в Ленинград.
– Ленинград – очень красивый город, – перевёл я слова учительницы, так как очередь дошла до меня, и добавил: – И оказался не по зубам немцам.
Эмма Карловна, немка по национальности, отреагировала на мой обидный намёк.
– Ты хотел сказать – фашистам, – по-русски поправила она меня.
– Я хотел сказать – немецким фашистам.
Пауза повисла… но вдруг – звонок на перемену, и футболисты-пуговичники бросились занимать подоконники.
К нам в гости стал захаживать Семён Минаевич Минаев. Он был очень похож на писателя, на писателя-классика. Гончаров и Тургенев на своих портретах выглядели гораздо скромнее Семёна Минаевича. Сядет нога на ногу, слегка откинувшись – полкомнаты так у нас и займёт. Огромный лоб, красивые жесты – очень на писателя был похож… Но кроме этой похожести, пожалуй, в нём и не было ничего больше. Если бы издать собрание его сочинений, это была бы тоненькая брошюрка. Однако болтун он был редкий – краснобай, только скучный. Отец терпеливо его слушал, но скоро нашёл способ, как его выпроваживать.
– Давай, Семён, чайку попьём, – предлагал отец.
Писатель категорически отказывался, вставал, надевал пальто и уходил.
– Ах, Семён, Семён, – вздыхал отец, – всю жизнь трутнем прожил. Женился на Матильде, она его на двадцать лет старше, и живёт иждивенцем на её зарплату почтальонши.
В конце ноября состоялась премьера «По щучьему велению». Помочь с подготовкой к выступлению пришёл муж Евгении Васильевны, актёр Театра на Малой Бронной Юрий Владимирович Багинян. Он помогал мне наложить грим: приклеивал брови, усы, бороду, одевал парик. От дыма его сигареты и запаха клея я чуть не потерял сознание. Но вот я уже в гриме, смотрю на себя в зеркало – эти борода и брови напоминают мне кого-то хорошо знакомого. Но кого? Повторил несколько реплик из своей роли – и узнал! Да ведь это же дядя Миша, Маргаритки Соловейчик дедушка!
Спектакль прошёл хорошо. В Лёнькином Емеле угадывался Василий Буслай, сыгранный Н. Охлопковым в «Александре Невском». Володя Штейн придумал простенькую красочку для своего боярина – каждую реплику начинал длинным гласным звуком; Света Харлап очень натуральна была в роли царевны Несмеяны, и великолепно эксцентричным получился генерал у Витальича Татарского.
Нас поздравили с премьерой, когда же Евгения Васильевна с мужем ушли, Витальич поднял крышку пианино и достал бутылку «Портвейна 777».
– Актёры мы или не актёры?
– Актёры, – хором ответили мы.
– Премьера у нас или не премьера?
– Премьера! – прозвучало дружно и задушевно.
– Тогда не будем нарушать традиции!
К нам в студию пришли двое мальчишек из Царицына, которое в те времена было ещё пригородом Москвы. Первый – рыхлый, с толстыми губами, высокий; второй – на голову ниже. Высокий прочитал басню и прозу, Евгения Васильевна спросила:
– Тебя как зовут?
– Петя Чевельча.
– А ты кто?
– Я коми.
– Я понимаю, что ты комик, но я хотела узнать…
– Я – коми, Че-вель-ча, коми – народ такой.
– Ну, извини. Не расслышала, – улыбнулась Евгения Васильевна. – Что же, Петя Чевельча, коми… Приходи, будем заниматься – ты принят. А товарищ твой что нам почитает?
Товарищ Пети ответил:
– Я для поддержки пришёл с ним, он один боялся.
– А тебя как зовут?
– Слава.
– А фамилия?
– Спесивцев.
– Вот что, Слава, вам из Царицына лучше вдвоём приезжать. Ты к следующему разу что-нибудь выучи и почитаешь нам.
Этот тихий Слава будет играть в театре у Любимова. Создаст свой театр, будет ставить самые неожиданные театральные действа – в подвале, на крыше, в электричке. Петя Чевельча прочтёт всю классику мировой литературы, будет писать стихи, станет профессором Института культуры.
Анна Гавриловна снова нашла предлог отложить чтение Есенина – сказала, что надо готовиться к Пушкинскому вечеру, который будет посвящён Арине Родионовне. Мне предложили выучить отрывок из «Руслана и Людмилы».
Откуда мне было тогда знать, что стихи Сергея Есенина не были включены районными отделами народного образования в списки рекомендованных к изучению произведений литературы. Они не были запрещены, но не были рекомендованы. Верно подмечено: «Литература – борьба властителей дум с блюстителями дум»
[17]. Я также не подозревал тогда, что муж Анны Гавриловны, замечательный писатель, драматург, театровед Сигизмунд Кржижановский, не вписался в идеологию социалистического реализма, в связи с чем его сочинения не публиковались при жизни. Настоящим подвигом было то, что Анна Гавриловна сохранила, систематизировала и подготовила произведения своего мужа к изданию, осуществлённому в шести томах спустя долгие годы в 2001–2013-м.
Элина Евсеевна умела удивлять, на этот раз сюрприз был по-настоящему приятным. Незадолго до Нового года вернулся как-то я из Дома пионеров и застал маму и антифашистскую комитетчицу, занятых письмом к француженке. Мама излагала историю, как её старший сын Сергей побывал в городе её молодости. Увидев меня, Элина Евсеевна оживилась и вытащила из сумки билет в театр.