– Смотри тут за ними. В оба!
Нарциссов не растерялся:
– Угу. А ты давай – одна нога здесь, другая там.
Хохот стоял весь зачёт, смеялись и студенты, и педагоги-инвалиды. Зачёт сдали все.
Сценическую речь преподавала Марина Петровна Ханова. Ходила она как балерина – ноги всё время в первой позиции. Важная и всегда готовая к склоке. Расслаблялась и млела, когда, выстроив нас в шеренгу, слушала, как звучим в головном и грудном резонаторах. Мы по очереди произносили одно и то же:
– Хановы живут в высотном здании, – это должно было идти через головной резонатор, а окончание фразы нужно было перевести уже в нижний резонатор, – на третьем этаже.
Студенты четвёртого курса (мастерская Бибикова и Пыжовой) Тамара Сёмина, Костя Худяков, Наталья Кустинская, Слава Подвиг, с которыми мы уже познакомились, советовали потерпеть вздорную Марину Петровну, потому как перед экзаменом по речи с нами будет заниматься сам Александр Александрович Ханов, её муж.
Историю театра преподавал Фрадкин – это были не просто лекции, а необыкновенно красочные рассказы. Как будто преподаватель был современником великих актёров прошлого – Щепкина, Мочалова, Садовского, Ермоловой и собственными глазами видел их игру. Так ярко, образно, живо мог рассказывать разве что только Ираклий Андроников.
Лекции по русской литературе читал профессор весьма почтенного возраста Михаил Степанович Григорьев. Знакомясь со студентами и дойдя в списке до фамилии Светлов, спросил:
– Не родственник поэту?
Сандрик ответил, что родственник – сын.
– Когда-то я и папе Вашему читал лекции.
Продолжая перекличку, Михаил Степанович произнёс:
– Хачатурян.
Кобахидзе прокомментировал:
– Сын Хачатуряна.
Михаил Степанович (а он, наверное, и самому Пушкину лекции читал) с лёгкостью отбил подачу:
– Шмованов – сын Шмованова.
Изобразительное искусство для нас открыл Борис Николаевич Симолин. На занятиях мы сидели заворожённые и жадно слушали его, как будто это был собственный голос мировой художественной культуры. Повествование было настолько проникновенным, что мы словно погружались в транс. Перед нашим внутренним взором египетские фараоны, целясь из луков в быстроногих антилоп, мчались на золотых колесницах, Олимпийские боги возлежали на пирах в прохладе мраморных покоев величественных дворцов, а императоры-триумфаторы в пурпурных палудаментумах ехали с многолюдным кортежем по Римскому форуму.
По пятницам девчонки наши отдыхали, а мы, парни, с утра до вечера, четыре пары, занимались военным делом. Четыре подполковника преподавали нам военную науку, включавшую огневую подготовку, топографию, стратегию и тактику, политорганы в армии.
Завкафедрой полковник Жидков внешностью очень бы подошёл на роль Городничего в гоголевском «Ревизоре». Отдельные вырвавшиеся у него реплики запомнились на всю жизнь. Как-то на перемене Виктор Филиппов травил байки (он по этой части был большой мастер), а мы от души хохотали. Мимо шёл полковник. Остановившись, он обвёл нас свинцовым взглядом. Смех застрял в горле, все притихли… Словно очнувшись, мы поздоровались. Вместо ответа Жидков процедил сквозь зубы:
– Мать с вас артиста ждёт! А вы идиотничаете? – И ушёл.
Фраза стала крылатой. Но такая «добыча» нам перепадала и от его коллег. Вот один из перлов:
– Хóдите в морозы без шапок – форсите и не знаете, что мозг в голове может менингит подцепить. А от его либо умирают, либо дебилами становятся. Сам болел.
Каждую неделю в актовом зале ВГИКа показывали новый фильм. Студенты набивались в помещение до отказа, с нетерпением ждали появления Ципурского – завфильмотекой. Его встречали аплодисментами. Он махал над головой белым платком, и киномеханик запускал фильм.
Кипела весельем наша творческая жизнь во ВГИКе – и вдруг ЧП. Сначала заметался слух, шёпот, потом зазвенело по всему институту: «Аморалка… аморалка…» Двое студентов завели в общагу девчонку, всю ночь кувыркались с ней, а утром, пока она, бедняжка, спала, усталая, продали её пальто и на вырученные деньги хорошо позавтракали. Может, этот случай и не открылся бы, если бы не мать той дурочки. Мать пришла в институт прямо к ректору Грошеву и потребовала… чтобы ей вернули деньги за проданное пальто. А судьба дочери не дороже ли пальто? Кажется, это волновало её меньше. Студентов отчислили. За аморальное поведение.
На занятиях по актёрскому мастерству Тамара Фёдоровна предложила нам проверить наблюдательность и память. Она попросила показать с воображаемыми предметами, как работают повар, сапожник, портной и столяр. Я вспомнил сапожника, который сидел на подоконнике в своём полуподвальчике в Плотниковом переулке, прямо за нашей школой. Он был мастером по мелкому ремонту. Вспомнил, как он зажимал коленями сапожную лапу и насаживал на неё башмак. Схваченные губами маленькие гвоздики он доставал изо рта по одному, прилаживал и забивал.
В процессе подготовки этюда мне пришла мысль попасть себе «молоточком» по пальцу. Отыграв боль от удара, я решил сделать перерыв в «работе». Наклонившись к «нижней полке», взял «бутылку», а с верхней снял «стакан». Налил воображаемой водки для поднятия настроения. Шумно выдохнув, в три глотка опустошил «стакан». Сморщившись, как кукла Образцова
[38], подвёл этюд к знаменателю: «Пьёт как сапожник».
Перед ноябрьскими праздниками Тамара Фёдоровна отозвала меня в коридоре в сторону и дала сторублёвку:
– Передай Коле Губенко.
Я передал – Коля, положив деньги в карман пиджака, хлопнул в ладоши:
– Гуляем!
Вечером того же дня я попал в общежитие. Студенческий банкет: водка, частик в томате, пельмени. Живут Коля, Жора и Вова безалаберно, совсем у себя в комнате не убирают. Но живут весело. Туляк Вова на гармошке тульской наяривает, Коля на гитаре струны перебирает, а Жора – медведь на ухо наступил, но всё равно с удовольствием поёт.
В середине ноября приступили к отрывкам. У меня был отрывок по мотивам поэмы М. Алигер о Зое Космодемьянской. Зою играла Таня Гаврилова, а я фашиста. Однокурсники обрушились на меня с критикой, заступился только Карен Хачатурян. Когда все студенты высказались, Герасимов категорически не согласился с их оценкой. Мало того, он нашёл, что моя работа была смелой и убедительной. Таню Гаврилову хвалили все. Впрочем, обо всём этом – обо всех четырёх годах нашего обучения (с самых первых дней и до выпуска, до защиты дипломных работ) написана книга. Её автор Наталья Волянская приходила к нам и буквально стенографировала всё, что звучало на занятиях. В 1965 году появилась эта книга – «На режиссёрских уроках С. А. Герасимова». Если любопытно, то её можно найти. Я же поделюсь тем, что осталось «за кадром», и более всего своими личными наблюдениями и впечатлениями.
