В фильме снимались две актрисы: очаровательная Тамара Совчи, в героиню которой мой герой Виктор влюблён по сценарию, и красавица Ада Шереметьева-Кобылянская. С Адочкой однажды приключился курьёз во время съёмки в одном из горных кишлаков. Название его – Носрут – вызывало у нас немало шуток. Ада отправилась туда в мини-шортах, отчего её безупречно стройные ноги казались ещё длиннее. В первой сцене она не была занята, поэтому не спешила переодеваться и гримироваться, а устроилась в раскладном кресле, скрывшись в теньке, ноги же подставив солнцу, так что только они и были видны постороннему наблюдателю. В это время на площадке кипела работа – готовились снимать меня и Совчи. Вдруг, откуда ни возьмись, появились мужики – жители этого кишлака, человек десять.
– Это чево такой вы тут делять?.. Зачем такой голый ноги показывать?.. У нас хороший кишлак. Не надо нам голы ноги. Уходите давай…
Аду как ветром сдуло – скрылась в автобусе. А жители, несмотря на все наши уговоры, категорически стояли на своём.
– Убирай голы ноги… уходи… Не надо нам этого.
Даже импозантный вид режиссёра Кимягарова на них не подействовал. Местные добились своего, и нам пришлось уехать из Носрута. Мы двинулись через перевал и скоро очутились в кишлаке Намазги, где быстренько сняли всё. Счастливые, вернулись в Душанбе. Всю дорогу мы не переставали смеяться – хохотали до слёз. Потом мы долго ещё вспоминали эти кишлаки – сверху Носрут и внизу Намазги.
В середине июня переехали в город Термез. Съёмки здесь проходили в старой крепости с глинобитными стенами, где, по сценарию, мы отбивались от басмачей. Испытания постигли не только героев фильма, но и артистов. Если самой южной точкой Советского Союза была Кушка, то Термез – самым жарким местом. Температура в середине лета под 60 градусов. Спасибо, один аксакал научил пить поутру много зелёного чая, чтобы защитить организм от зноя. Я выпивал не меньше литра. Пот градом катил. В душ и на съёмку. Дальше наступала жажда, и аксакал говорил, что если её перетерпеть, то становится легко и комфортно, и даже потоотделение не мучает. А кто не выдерживал жажды и выпивал стакан воды, то потом начинал глушить её вёдрами.
Нужно было прибыть в Будапешт на озвучивание. Перед отправкой в Москву заскочил на базар и накупил там восхитительных восточных сладостей. Из Термеза летел на маленьком почтовом самолёте с единственным пассажирским местом – оно было рядом с лётчиком. На студии в Будапеште за три смены озвучил всю роль, и у меня осталось ещё три дня свободных. Со мной полностью рассчитались за работу. Половину гонорара забрало наше посольство, но всё равно денег ещё осталось достаточно. Я обновил гардероб, и мне даже хватило средств на магнитофон Calypso с дистанционным управлением. Прикупил к нему штук двадцать бобин с мелодиями самых модных групп – от Beatles до Rolling Stones.
В Москве – звонок с «Мосфильма». Тарковский готовился снимать «Андрея Рублёва» – просили приехать на переговоры. Приехал. Андрей предложил попробоваться на роль Бориски, колокольного мастера. У него на стене были развешаны фотографии кандидатов на главные роли, и среди них я увидел портрет Коли Бурляева в гриме и костюме, и в углу надпись «Бориска».
– Так вот же у Вас Бориска, – указал я на снимок Бурляева, – чего же лучше? И потом он снимался уже у Вас.
– Но мы ещё ищем. – И Андрей уговорил меня попробоваться.
От этой пробы у меня осталось дорогое воспоминание об операторе Вадиме Ивановиче Юсове – человеке невероятной душевной щедрости.
Телеграмма из Душанбе. Надо заканчивать съёмки «Мирного времени». Мне не хотелось расставаться с Ириной, уговорил её лететь со мной. Счастливое время! Мы бродили по улицам города, заглядывали на рынки, чтобы вдохнуть ароматы и что-нибудь купить. Глаза разбегались от изобилия ягод, фруктов, овощей; манили соблазны восточной кухни: плов, лагман, манпар, манты, катык. Часто бывали в гостях и у Марата Арипова, и у Бориса Алексеевича Кимягарова, и у актёра Анвара Тураева.
День рождения Ирины. Утром, сгоняв на базар, я преподнёс ей двадцать одну розу. А потом на микроавтобусе мы поехали отмечать в Варзобское ущелье. К нам присоединились мои сокурсники, Тамара Совчи, таджикские актёры и узбекский актёр Ульмас Алиходжаев.
Сентябрь на носу. Ирина улетела в Москву – в университете скоро занятия. Мне же ещё предстояло сняться в четырёх сценах, одна из них была довольно забавной. Кимягарову очень хотелось наполнить отношения комсомольцев Виктора и Маши пикантной романтикой. По сценарию, Маша заболевает, у неё лихорадка, она в забытьи. Лежит, несчастная, в холодном поту, у неё озноб, и Виктор укутывает её ещё одним одеялом. Не помогает. От холода Маша стучит зубами. Тогда комсомолец Виктор решительно сбрасывает гимнастёрку и галифе, чтобы согреть любимую теплом своего тела. В исподнем он ныряет к Маше под одеяла и заключает её в объятия. Маша начинает согреваться, приходит в себя и открывает глаза – и вот в этот самый момент Виктор начинает ей петь песню. Да ещё какую песню!
Я самых-самых нежных слов не знаю,
Но прошу, поверь словам простым.
Ведь я тебя покамест только называю
Дорогим товарищем моим.
Слова эти сочинил Роберт Рождественский, музыку написал Марк Фрадкин, а песню Виктор пел голосом молодого Кобзона.
Костюм для этой сцены у Тамары Совчи был что надо. Ей сшили ночную сорочку из тончайшего батиста, через который просвечивала вся красота молодого женского тела. Актриса стеснялась и просила, чтобы все мужчины, кроме оператора и режиссёра, покинули съёмочный павильон. Во время репетиции Тамара, лежа на спине, открыла глаза и с изумлением увидела на колосниках павильона около сорока любопытствующих мужиков. Всех выгнали. Два дня снимали эту сцену. На всякий случай Кимягаров сделал вариант безо всяких романтических обстоятельств – по-советски (ну, в том смысле, что в СССР секса нет).
Режиссёр, работая с нами над этой сценой, заметно нервничал и, обращаясь к ассистенту по имени Вали, просил:
– Вали, воды.
Ему приносили трёхлитровый графин, и Борис Алексеевич за раз выпивал его прямо из горла. Затем он вновь просил меня и Совчи сыграть всё от начала до конца. Брал в руки сценарий и, вооружившись секундомером, командовал:
– Начали.
Если у нас уходило на сцену на пять секунд больше, он говорил:
– Хорошо, но можно лучше.
В Москве меня ждала новость: я стал штатным актёром киностудии «Мосфильм». Пошёл в Театр киноактёра, знакомился с коллегами. Сокурсник Валерка Малышев, вернувшийся из Душанбе на две недели раньше меня, совсем уже освоился здесь и сказал, что мне надо бы «прописаться». Пока объяснял, как должно «прописаться», нас окружили актёры. Все в голос подтвердили Валеркины слова о том, что это – незыблемая традиция. Хорошо, что у меня при себе были деньги. Пошли в театральный буфет, и там Валерка обратился к буфетчице:
– Галочка, нам по чашечке «белого кофе».
