Еще одном символом связи города с миром природы служил Летний сад. Еще в марте 1704 г. Петр обращался в письме к Т.Н. Стрешневу – главе Разрядного приказа и одному из своих доверенных сподвижников – с просьбой прислать разные кустарники, деревья и растения, чтобы развести в своем новом городе сад, расположенный на южном берегу Невы, напротив крепости
131. Следующие десять лет Петр продолжал выписывать растения из более теплых краев в своей империи, а также ввозил из-за границы экзотические экземпляры, а вместе с ними и садовников, призванных уберечь их в суровом климате. Особенно сильно повлияли на первоначальное развитие петербургских садов или парков голландские садовники, такие как Ян Роозен, работавший здесь с 1712 г. Однако в 1716 г. Петр задумал разбить регулярный сад во французском стиле и остановился на проекте, представленном ему архитектором Леблоном. Этот план состоял в прокладке от Невы к Мойке центральной аллеи, обрамленной античными бюстами и статуями, параллельно Лебяжьей канавке, которая разделяла Летний сад и Царицын луг. В остальном сад симметрично располагался по обе стороны от главной аллеи, украшенный фонтанами, павильонами и засаженный разнообразными кустарниками и деревьями
132.
Поперечный канал делил сад на две части, соединенные маленьким мостиком. Между этим каналом и Невой размещался Первый Летний сад, начатый Иваном Матвеевым в 1707 г. В нем находился петровский каменный Летний дворец и Грот – обычное украшение тогдашних европейских садов
133. Эта часть Летнего сада часто становилась местом проведения придворных праздников на открытом воздухе, о которых речь пойдет в четвертой главе. Другая половина сада, от Поперечного канала до Мойки, была разбита в 1716 г. как Второй Летний сад. Третий Летний сад, известный также как Царицын сад, потому что изначально он был подарком Петра Екатерине, лежал по другую сторону Мойки и был впоследствии связан с Первым и Вторым Летними садами крытым пешеходным мостом. В этом саду помещалась оранжерея, снабжавшая дворцовые кухни, а позже, в 1742 г., здесь появился новый деревянный Летний дворец Елизаветы, спроектированный и построенный Растрелли. Наконец, последний большой царский сад лежал на противоположном берегу Фонтанки и назывался Итальянским садом, по названию маленького Итальянского дворца, построенного там в 1712 г. для царевны Анны Петровны
134.
Эти сады играли две важные роли в жизни города в целом. Во-первых, их использовал двор для проведения светских мероприятий и иных праздников, несмотря на то что переменчивая погода нередко омрачала ход событий
135. В летние месяцы, если двор находился в городе, а не в Царском Селе или Петергофе, императрица и царская семья обычно размещались в двух Летних дворцах, и потому было удобно использовать окружавшие их сады для банкетов, иллюминаций и даже для театральных представлений. Во-вторых, эти сады можно связывать с более широкой проблемой регулирования и контроля городских пространств, поскольку в регулярной планировке садов косвенным образом воплощалась идея покорения природы. Влияние голландцев на раннем этапе существования Летнего сада – в работе садовых мастеров, в композиции парков – можно связывать с этой идеей
136. Это начинание Петра охватывало и окрестности Петербурга, где царь участвовал в планировании и сооружении резиденций Петергофа, Екатерингофа и Стрельны
137.
Тема обуздания природы отразилась и на первых изображениях Петербурга. Новый город на них представал как пример покорения природы, которая служит человеку, создающему нечто значительное. Этот подход, может быть, яснее всего выразился в работе еще одного гравера того времени, А.Ф. Зубова, чья «Панорама Санкт-Петербурга» (1716 г.) изображает Петра с Екатериной на одном из судов на Неве. По убедительному мнению Г. Каганова, это изображение города следует рассматривать в свете образной системы Феофана Прокоповича. Феофан уподоблял Санкт-Петербург ладье Святого Петра, в рамках более обширного замысла представить город и как сакральное пространство, и как оазис спокойствия посреди необузданной (т.е. неконтролируемой) природы
138. В составе этого же собрания гравюр Зубова находится изображение современного ему вида Летнего сада, простирающегося от невского берега до горизонта. Облик сада, разбитого на аккуратные части, с правильным геометрическим рисунком аллей, может быть, несколько идеализирован, но в нем отчетливо воплощена идея порядка, что очень хорошо согласуется с более поздними образами города.
Развитие взаимодействия города с природой тоже передано на его ранних изображениях. Голландский художник Питер Пикарт на гравюре 1704 г., т.е. времен зарождения Санкт-Петербурга, противопоставил обширное пустое пространство реки самому городу, который виднеется на горизонте в виде тонкой линии из нескольких отдельно стоящих домиков. Этот образ города, подавляемого своим природным окружением, сохранялся и далее, хотя Петербург заметно вырос в рассматриваемый период. В 1725 г. Кристофер Марселис показал Петербург на своей гравюре глазами наблюдателя из Кронштадта – город выглядит всего лишь береговой линией, зажатой между водой и небом
139. В отличие от этой работы знаменитые гравюры Михаила Махаева, созданные в середине столетия, показывают главные виды города, подчеркивая его упорядоченный, соразмерный характер. Река, разумеется, находится на своем месте, но она уже не доминирует, а обрамлена каменными набережными и пристанями
140. В середине XVIII в. Петербург уже изображали прочно укорененным в своем природном окружении и контролирующим его.
НОВАЯ СОЦИАЛЬНАЯ СРЕДА
С переездом в Петербург прежняя социальная жизнь новопоселенцев разрушилась. Знакомая московская среда, с ее сложившимся соседством и многочисленными палатами знатных родов, сменилась чуждым, навязанным петербургским окружением. Однако указ, относящийся к переезду и поселению дворянства и других социальных групп в новом городе, составлял лишь часть общей картины. По замыслу царя Петербург должен был принять в себя нескольких новых (в основном, для элиты) видов социального окружения, что способствовало бы развитию европейских форм общественного взаимодействия. Европейцы, приезжавшие тогда в город, были знакомы с подобными формами коммуникативного взаимодействия и оставили об этом комментарии в своих описаниях жизни в Петербурге. Резиденциям двора и дворцам высшей знати предстояло служить площадками для таких мероприятий, что повлияло на их дальнейшее развитие.
