Количественный взрывной рост ассоциаций сопровождался демократизацией их социального состава. Конечно, многие буржуазные союзы продолжали опасливо придерживаться принципа социальной эксклюзивности. Но их претензии на социальную и моральную гегемонию в рамках локального «бесклассового гражданского общества» в Англии, Франции или немецких государствах теперь встречали конкурентов: не в последнюю очередь в лице новых типов общественных объединений – таких, как Клуб рабочих (Working Men‘s Club), Народный кружок (Cercle populaire) или Общество самообразования рабочих (Arbeiterbildungsverein)
[142]. Они все более освобождались из-под опеки либералов. Рабочие и ремесленники устанавливали контроль над ассоциациями, в большинстве своем основанными и подконтрольными влиятельным буржуа для морального совершенствования «рабочих классов»; они демократизировали эти ассоциации и основывали новые. За короткий срок с 1860 по 1864 год только в Германии было создано 225 обществ самообразования рабочих
[143]. Социальные привилегии и иерархия – например, почетное председательство влиятельных лиц – были отменены. Общественные объединения были принципиально открыты для всех лиц мужского пола, если они придерживались демократически-республиканских правил. В то же время задачи образования и морального совершенствования сохранялись. Руководитель общества самообразования рабочих в Бамберге отверг предложение местного промышленника о вступлении в общество и его готовности позаботиться об учреждении страховой кассы, на том основании,
что наше общество – это общество самообразования рабочих, а не просто общество рабочей взаимопомощи, что рабочие, далее, опираются сами на себя, самостоятельно добиваются улучшения своего материального положения, создания и руководства своей политической и общественной позицией в государстве, а не хотят милостыни или благотворительности г-на В. или аналогично мыслящего «брошуа» (буржуа) – а это невозможно без политики
[144].
Установку на образование и моральное совершенствование сопровождала демонстрация подчеркнуто респектабельного внешнего вида. «В общество и на собрания ходили не в рабочей одежде, а в выходном костюме»
[145]. Общества самообразования рабочих функционировали подобно буржуазным литературным обществам: создавались библиотеки и читальные залы, устраивались доклады и чтения, но прежде всего стало возможным свободное общение членов друг с другом. Рабочие организовывали праздники и экскурсии, у них были свои флаги и значки. Некоторые, как, например, пражская «Дельницка беседа» («Dělnická beseda»), даже изобрели свой форменный костюм, который состоял из голубой куртки с черным позументом (отсылка к спортивным союзам движения сокольства), серых штанов, широкого пояса с монограммой общества, красного шейного платка и красной гусарской шляпы-чикош (чикос) с белым пером
[146].
Как показывает пример пражского общества самообразования рабочих, страсть к ассоциациям охватила и Австро-Венгрию. После проигранной войны против Пруссии, испытывая растущее политическое давление изнутри, Габсбургская монархия была вынуждена в 1867 году приступить к фундаментальным реформам: во-первых, к так называемому «австро-венгерскому компромиссу», основанию венгерского государства в государстве, которое во многом было независимым, а затем к новой конституции, в которой были реализованы важные либеральные основные права. В том же году последовала либерализация законодательства о собраниях, которая стала реакцией на предшествующее взрывное увеличение числа новых ассоциаций и способствовала их последующему развитию. Правда, закон не гарантировал полную свободу союзов: «иностранцам, лицам женского пола и несовершеннолетним» доступ в политические объединения был запрещен. Кроме того, власти оставили за собой право разгонять общества, которые могут «угрожать государству». Однако на практике это касалось лишь политических обществ в узком смысле этого слова, причем и в этой сфере границы с течением времени сдвигались и становились более проницаемыми. Три основных политических силы – национал-либералы, католики-консерваторы и социал-демократы – создали каждая собственную сферу социального общения, которые определяли политическую жизнь Габсбургской монархии в последующие десятилетия
[147].
Австрийские либералы, как и все остальные, не только видели в политических клубах и объединениях организации для защиты групповых интересов, но и пытались перенести в политику моральные идеи неполитических ассоциаций. Казалось, что социальная утопия домартовского периода стала явью: нравственное и политическое воспитание и руководство масс образованной элитой, которая утверждалась в своей роли через культуру общественности; постепенная реформа общества под эгидой буржуазных либералов без революционного насилия.
Поэтому не должно удивлять, что объединения исключительно общественного характера переживали в Габсбургской монархии с 1860-х годов настоящий грюндерский бум
[148]. В общем в 1868 году в Цислейтании
[149] насчитывалось около 5200 ассоциаций, в 1870-м уже более 8000, через десять лет около 15 000; еще через десять лет (1890) это количество удвоилось (более 30 000), до конца века оно удвоилось еще раз (почти до 60 000), а за последовавшее затем десятилетие, то есть до 1910 года, это число достигло более 103 000
[150].
В северобогемском промышленном центре Ауссиг (Усти-над-Лабем) до 1860 года было лишь несколько ассоциаций. К 1867 году, то есть еще до введения законодательства о союзах – уже 32. Затем их число каждые десять лет удваивалось и таким образом примерно соответствовало росту ассоциаций в целом на австрийской половине империи. В большинстве общественных объединений языком был немецкий. Еврейское население имело свои традиционные благотворительные общества, но оно было интегрировано и в немецкие ассоциации; и лишь часть горожан, которые все в большей степени ощущали себя чехами, основали собственные общества
[151]. В Пресбурге (Братислава, Пожонь) с ее очень нередким сочетанием у населения венгерской, немецкой, еврейской и словацкой идентичности в 1850-е годы существовало лишь одиннадцать ассоциаций с утвержденным уставом, а в 1870-х годах около восьмидесяти, с числом членов более 18 000. Как и в других местах, рост ассоциаций во второй половине XIX века намного опережал рост населения
[152]. В небольших городах ассоциации играли еще большую роль для общественной жизни, чем в крупных центрах. В Лойтшау (Левоча), городе в Верхней Венгрии (ныне Словакия), которая насчитывала около 6000–7000 словацких, венгерских, немецких и еврейских жителей, после 1870 года было около сорока общественных объединений. В распоряжении 150–200 членов местного клубного общества имелось в 1860 году 32 газеты и журнала, среди них Пештский «Ллойд», «Ревю де Дё монд» (Париж) или «Лондонская иллюстрейтед ньюс»
[153].
